Лорд и его телохранитель приехали на железнодорожный вокзал. По бетонным платформам спешили люди в теплых пальто с меховыми воротниками. В руках они тащили объемистые чемоданы и большие сумки. Никто не обращал на Лорда внимания. И если не считать мужчину из архива, который, как ему показалось, за ним следил, за весь день у него больше ни разу не возникало ощущения опасности.
Вместе со Звонаревым они насладились неспешным ужином в гранд-отеле «Европа», а остаток вечера провели в фойе, слушая струнный квартет. Лорд хотел прогуляться по Невскому проспекту, но Звонарев отнесся без восторга к предложению ходить по ночным улицам. Поэтому они остались в гостинице, откуда поехали на такси прямо на вокзал, как раз чтобы успеть на поезд.
К вечеру похолодало, на площади Восстания было оживленное движение. Лорд попытался представить кровавые столкновения полиции и демонстрантов, с которых в семнадцатом году началась революция. Ожесточенные бои продолжались два дня.
Здание вокзала представляло собой еще одно творение сталинской эпохи: монументальный зеленый с белым фасад, больше подходящий дворцу. Рядом вовсю кипело строительство вокзала новой скоростной магистрали до Москвы. Многомиллиардный проект был разработан архитектурной фирмой из Иллинойса, действующей от имени британской строительной корпорации, и главный архитектор присутствовал вчера на брифинге в «Метрополе», по понятным причинам остро переживая за свое будущее.
Лорд забронировал два места в спальном вагоне первого класса. Он несколько раз ездил на «Красной стреле» и помнил то время, когда постельное белье и матрасы были грязными, а в купе невозможно было зайти без содрогания. С тех пор все заметно изменилось, и фирменный поезд теперь считался одним из лучших в Европе.
Состав отошел от перрона точно по расписанию в 23.55, чтобы прибыть в Москву завтра утром в 7.55. Четыреста пять миль за восемь часов.
— Мне что-то совсем не хочется спать, — сказал Лорд Звонареву. — Схожу в вагон-ресторан, что-нибудь выпью. Если хотите, можете подождать здесь.
Звонарев сказал, что немного вздремнет. Лорд прошел через два купейных вагона по узкому проходу, где с трудом могли разойтись двое. Повсюду резал глаза едкий дым от самоваров, топившихся углем, которые имелись в конце каждого вагона. Вагон-ресторан был оборудован удобными кожаными креслами и отделан дубом. Лорд устроился за столиком у окна, глядя на мелькающий в темноте пейзаж.
Он заказал пепси-колу, поскольку его желудок был сегодня не настроен на водку, и, открыв чемоданчик, начал просматривать свои заметки. Лорд был убежден, что наткнулся на что-то важное, и гадал, какие последствия это будет иметь для притязаний Степана Бакланова.
Ставки были очень высоки — как для самой России, так и для корпораций, чьи интересы представляла фирма «Придген и Вудворт». Лорду не хотелось, чтобы его действия разрушили их будущее — а заодно и его карьеру.
Но ему было не отделаться от гложущих его сомнений.
Лорд протер глаза. Проклятие, как же он устал. Ему было не привыкать засиживаться допоздна, но все же напряжение последних недель начинало давить на него.
Устроившись поудобнее в мягком кожаном кресле, Лорд отпил глоток пепси. На юридическом факультете университета ничего подобного не давали. И двенадцать лет работы в фирме тоже не подготовили его к этому. Юристы такой квалификации должны работать в кабинете, библиотеке, зале суда и думать только о том, как выставить достаточно весомый счет, чтобы вознаградить свои усилия, и как добиться признания старших партнеров вроде Тейлора Хейеса — тех, от кого в конечном счете зависит будущее.
Тех, на кого хотелось произвести впечатление.
Как это было с его отцом.
В памяти сохранился отчетливый образ Гровера Лорда, лежащего в открытом гробу; рот, громовым голосом изрекавший слово Господне, был запечатан смертью, губы и лицо посерели. Его одели в лучший костюм, завязали галстук в горошек, который всегда очень нравился преподобному. Золотые запонки исчезли вместе с часами. Тогда Лорд подумал, что этих драгоценностей хватило бы оплатить солидную часть стоимости его обучения. Чуть ли не с тысячу верующих собралось на похороны. Люди плакали, иные падали в обморок, пели. Мать хотела, чтобы Майлз произнес речь. Но что он мог сказать? Не объявлять же покойного шарлатаном, лицемером, отвратительным отцом. Поэтому Майлз отказался взять слово, и мать так и не простила его за это. Даже сейчас их отношения оставались прохладными. Она была миссис Гровер Лорд и гордилась этим.
Лорд снова протер глаза, борясь с одолевающей дремой.