Еле переставляя подгибающиеся лапы, она добрела до лагеря. У нее осталось еще одно дело. Еще одна ложь.
Юркнув в туннель, ведущий к поганому месту, она тихонько подкралась к стене детской и бесшумно проковыряла в ежевике дыру размером с лисицу.
Потом забралась внутрь через вход, убедилась в том, что Кривуля, Ветерок и Мышка крепко спят, залезла в свое гнездышко и громко отчаянно завыла, перебудив весь лагерь:
— Мои детки! Мои котята пропали!
Глава XXIII
— Синегривка, не хочешь выйти с охотничьим патрулем? — очень мягко спросил Змеезуб. Синегривка молча уставилась на него, пытаясь понять, что он говорит.
Прошел целый месяц с той ночи, когда она отдала своих котят Желудю. Стены детской были заново укреплены ежевикой. В мороз двое воинов каждую ночь сторожили детскую, чтобы ни один голодный лесной хищник больше не посмел приблизиться к котятам. Грозовое племя поверило в ложь Синегривки — в то, что она проснулась и обнаружила пустое гнездышко. Все решили, что котят украла лиса или барсук, которые, подгоняемые голодом, впервые осмелились прийти в лагерь и проделать дыру в стене палатки.
Несколько дней подряд Грозовые коты обшаривали лес, но они не знали, где искать, а все запахи были занесены снегом. Синегривка рыскала по лесу вместе со всеми, оцепенев от чувства вины, стыда и раскаяния. Ей приходилось снова и снова напоминать себе, что она сделала все это ради Грозового племени. Некоторое время среди воителей царили страх и отчаяние. Коты тесно жались друг к другу, говорили тихо и смотрели на Синегривку с такой жалостью, что у нее сердце разрывалось от стыда и горечи. Каждый такой взгляд острым шипом пронзал ей сердце. Она устала от лжи. В эти дни она почти не замечала того, как опустела куча добычи. Она была слишком несчастна, чтобы есть, и хотела только одного — спать. Забыться во сне. Ей казалось, будто сердце пронзил осколок льда, который никогда не растает.
«Им будет хорошо с Желудем».
Но даже эта мысль не могла утешить ее.
Где сейчас ее Мошка? Смотрит ли он на нее с небес? Ненавидит ли за то, что она отняла у него жизнь? Сумела ли Белогривка объяснить ему, что его маленькая жизнь была принесена в жертву Грозовому племени?
— Синегривка?
Змеезуб дотронулся хвостом до ее плеча и повторил свой вопрос:
— Не хочешь сходить на охоту?
— Я пойду с тобой, если хочешь, — бросился к ней Дроздовик. В его глазах стояла грусть. Он горевал о котятах, как настоящий отец. Он больше всех котов трудился над укреплением детской, и его лапы до сих пор были расцарапаны ежевикой, которую он туго вплетал в ветки куста. Синегривке не раз хотелось успокоить его, сказав, что двое котят выжили и сейчас, веселые и счастливые, бегают по лагерю Речного племени. Но она не могла.
— Я буду охотиться одна, — буркнула Синегривка, сбросив хвост Змеезуба.
— Как хочешь, — покладисто кивнул он.
Дроздовик отвернулся, в глазах его была боль.
— Синегривка! — Розохвостка догнала ее возле выхода, крепко прижалась и пошла рядом. — Тебе лучше?
«Нет! Мне никогда не будет лучше!»
Больше всего Синегривке хотелось свернуться клубочком возле теплого бока подруги и проспать целый месяц.
— Со мной все будет хорошо, — выдавила она, чувствуя гулкую пустоту внутри.
Она поднялась по склону и устремилась в лес. Перед Совиным деревом дорогу ей перебежала белка. Синегривка застыла, обжигая лапы о мерзлую лесную землю. Держа в пасти орех, белка деловито сновала среди корней дуба. Синегривка припала к земле, высоко задрала хвост и подобрала живот.
«Камушек. Помнит ли он охотничью стойку Грозовых котов?»
Отбросив эту мысль, она оттолкнулась задними лапами и прыгнула на дичь, прикончив ее одним укусом в шею.
— Добрая охота.
Скрипучий голос Гусохвоста заставил Синегривку обернуться. Убитая белка болталась у нее в пасти.
Она бросила белку на землю.
— Что ты здесь делаешь?
— Старейшины редко поднимались на вершину склона.
— Как видишь, лапы меня еще носят! — огрызнулся старик. — Где хочу, там и хожу.
Впервые за долгое время кто-то заговорил с ней без сочувствия. Это было непривычно. Синегривка выпрямилась и посмотрела в глаза старому коту.
— Чего тебе надо?
Хочет рассказать ей еще об одном дурацком пророчестве, которое разрушит ее жизнь?
— Ты все правильно сделала, так что можешь не убиваться.
Синегривка ощетинилась.
— Для кого правильно?
— Для своего племени, для кого же еще? — сощурился Гусохвост. — В пророчестве ничего не говорилось про котят. Они были лишние. Ты должна просиять одна во главе своего племени.