— Спасибо, — сказал Айсберг. — Возможно, удача мне действительно не помешает.
Машина развернулась и направилась обратно в космопорт, а Айсберг зашагал вдоль поля, засеянного гибридной кукурузой, к дому Пенелопы Бейли. Когда наконец показалась крыша дома, он снял пальто и оставил его валяться в канаве у обочины.
Айсберг остановился, раскурил сигару, глубоко затянулся, наслаждаясь первой затяжкой. Потом пошарил рукой у себя на жилете и включил два микропереключателя. Сделав это, Айсберг продолжил свой путь и уже через пять минут был у цели.
Он подошел к парадной двери и, подергав ручку, обнаружил, что дверь заперта. Так как он был уже не в той форме, чтобы вышибать двери, то осторожно обогнул дом. Там он увидел молодую белокурую женщину, стоявшую к нему спиной возле небольшого пруда. Ее глаза блуждали по небу, каждые несколько секунд находя видимую только ей новую цель.
— Добро пожаловать, Айсберг, — сказала она, не оборачиваясь. — Я ждала этого момента много лет.
— Не сомневаюсь, — ответил Айсберг, останавливаясь.
— Мне осталось уничтожить последние сорок кораблей, — объявила она, — и после этого я буду полностью в твоем распоряжении. — Минуту спустя она пробормотала: — Теперь уже двадцать три, девятнадцать, семнадцать… Айсберг, должна отметить, в этот раз ты проявил незаурядную изобретательность, чтобы добраться до меня.
— Мне повезло.
— Тебе повезло бы еще больше, если бы ты оставался на своей планете, — ответила она, по-прежнему пребывая в полной неподвижности. — Восемь… семь… уже четыре… — Она опять замолчала на несколько секунд. — Все, остался единственный корабль — корабль Помазанного. — Наконец она повернулась к Айсбергу. — Ну как, позволим ему прожить немного дольше, чтобы он мог в полной мере осознать масштабы своего поражения?
— Мне нет до него никакого дела, — ответил Айсберг.
— Да, конечно. Моисей Мухаммед Христос волнует тебя ничуть не больше, чем меня. — Она помолчала, глядя прямо в глаза Айсбергу. — Тогда давай займемся нашими с тобой делами. Я всегда знала, что рано или поздно это случится.
ГЛАВА 31
Айсберг разглядывал молодую женщину, стоящую перед ним.
— Пенелопа, я помню тебя трогательной маленькой девчушкой, — сказал он, мысленно возвращаясь к их первой встрече. — Маленькой, испуганной, уязвимой. — Он помолчал и добавил: — Мне следовало убить тебя тогда.
Она улыбнулась.
— Это тебе вряд ли бы удалось.
— Возможно, — согласился он. — Уже в то время ты вполне могла постоять за себя.
— Сейчас тоже, — ответила она. — С тех пор я стала старше и значительно сильнее.
— Да, Пенелопа, эти годы не прошли для нас даром, — сказал Айсберг, выдержав ее пристальный взгляд. — Ты обрела силу, я — мудрость.
— Стал ли ты достаточно мудрым, чтобы убить меня? — с усмешкой спросила она.
— Думаю, да, — ответил он абсолютно серьезно.
Она рассмеялась.
— Чтобы расправиться с тобой, мне даже не понадобится мое могущество. Ты не стал мудрее, просто постарел, вот и все. Ты толстый хромоногий старик. Ты запыхался и весь вспотел, пока неспешным шагом отмерял свою последнюю милю. Твое сердце бьется чаще, кровь стучит в висках, и ты никак не можешь восстановить дыхание. Мне ничего не стоило бы убить тебя просто голыми руками.
— Погляди в будущее, и ты увидишь, что произойдет в этом случае, — предложил Айсберг.
— Ты умрешь.
— Но не один.
— Ты имеешь в виду свой жилет.
— Если ты ударишь меня или выстрелишь в меня, я упаду. А если я упаду, то за какие-то полсекунды все карты Моцарта устареют. Взрывчатки, закрепленной на моем теле, хватит, чтобы образовался кратер диаметром в двадцать миль с центром в этом месте.
Она посмотрела на него.
— Итак, четыре миллиона человек погибли этим утром лишь для того, чтобы позволить тебе приблизиться ко мне со своими планами и своей взрывчаткой, и после этого ты еще называешь меня монстром?
— Я никак не называю тебя, Пенелопа, — сказал он. — Я палач твой, а не судья.
— И ты действительно уверен, что это будет так просто? — спросила она. — Неужели ты думаешь, что не найдется ни одного варианта будущего, в котором детонатор не сработает, а взрывчатка не | взорвется?
Айсберг почувствовал пустоту в желудке, как в тот момент, когда уже выпрыгнул с самолета, а парашют еще не раскрылся.
— Ты блефуешь, — сказал он, но при этом в голосе его было больше уверенности, чем он на самом деле чувствовал.
Она безмятежно покачала головой.
— Мне нет никакой необходимости блефовать. Я могла привести твою взрывчатку в негодность в любой момент.
— Но ты не сделала этого? — нахмурившись, сказал он.
— Нет, Айсберг, не сделала. — Она посмотрела на него долгим, пристальным взглядом. — Ты ведь приготовился умереть сегодня, не так ли?
— Да.
— Я тоже, — ответила она. — Наши смерти, как и наши жизни, тесно переплелись. — Она помолчала и добавила: — Но сперва я хотела бы поговорить с тобой.
Он выглядел удивленным.
— О чем нам с тобой говорить?
— О, о многих вещах, — ответила она. — Это так странно: я испытываю к тебе чувство ненависти, но в то же время чувствую, что ближе к тебе, чем к кому-либо другому из живущих. И ты единственный никогда не лгал мне. — Она продолжила после паузы: — Угрозы нападения больше нет. У нас теперь сколько угодно времени на разговоры, — тут Пенелопа иронично улыбнулась, — вся оставшаяся жизнь. И у меня есть к тебе несколько вопросов.
— Какие вопросы? — подозрительно спросил он.
— Самые простые.
— Ладно. Давай спрашивай.
— Почему все живое сторонится меня? Не только люди, но и животные. — Она запнулась и выдавила из себя: — Даже щенки.
Айсберг был застигнут врасплох. Это был не тот вопрос, которого он ожидал. Наконец Айсберг ответил:
— Потому, что ты не такая, как все, — сказал он. — Потому, что ты больше не человек.
— Среди людей встречаются хромые и старые, слабоумные и с врожденными уродствами, — сказала Пенелопа. — Но все они живут со своими семьями. Почему из всех сыновей и дочерей вашей расы я одна была изгнана?