Глава седьмая
Пророк
Едва прозвенел звонок и географичка Виктория Викторовна, свернув карту, покинула класс, Андрей Зарубин кинулся к двери и запер ее на ключ. Ключ Зарубин сунул в карман.
— Тишина! — крикнул он взорвавшемуся классу. — Тишина, я говорю! Все равно домой сейчас никто не уйдет. Дольше будете шуметь, дольше просидим. Мы обязаны разобраться с Карпухиным.
— Чего с ним разбираться? — пискнула Вера Ильина. — Сколько уже с ним разбирались! Только зря время переводим.
— Вешать? — угрюмо спросил у Зарубина Витька Соломинцев, вытаскивая из-за шкафа свернутый в трубку кусок обоев.
— Вешай, вешай! — закричал я. — Опять небось про позор мне? Вешай, чего там! Приклеивай на меня ярлыки! Отрубай мне руки! Делай из меня гречневую кашу!
— Не нужно, — махнул Зарубин Витьке Соломинцеву. — Без лозунгов обойдемся. — Он сквозь очки посмотрел на меня. — А ты выходи сюда, Карпухин. Расскажи классу, долго ли так будет продолжаться.
— Чего ты ко мне приклеился? — вскипел я. — Дорогу я тебе, что ли, перебежал? На хвост соли насыпал? Я и сам, как могу, стараюсь.
Меня прямо бесил этот наглец Зарубин. Я изо всех сил старался обходить его стороной и не трогать. Но чем старательнее я его обходил, тем нахальнее он ко мне привязывался. Он меня так и подбивал сбегать к Вене Сипатому. И я бы, наверное, давно сбегал к Вене, если бы не знал, чем это кончится.
— Стараешься? — сказал Зарубин. — А в четверти снова три двойки. Наш же класс на последнем месте из-за твоих стараний.
— А в сухумском обезьяньем питомнике, — басом прогудел Леня Васильев, — орангутанги никогда не насыпают друг другу на хвосты соли.
— Прекрати, Васильев! — треснул Зарубин ладонью по учительскому столу. — Карпухин, мы ждем тебя.
— Ну и жди! — огрызнулся я. — Жаль, я знаю, чем это может кончиться, а то бы тебе чайник как следует почистили. Все в начальники мылишься. Перед учителями себя показываешь. Я твой лозунг срывал, да? Я, наоборот, сразу признал, что правильно на меня лозунг написали. Чего тебе еще-то нужно?
— Да он правда старается, ребята, — вступился за меня Димка Соловьев. — С ним даже один инженер занимается, Борис такой, с электростанции. По алгебре занимается и по геометрии.
Алгебру и геометрию я действительно с помощью Бориса с электростанции немного подтянул. В четверти по алгебре и геометрии у меня намечались тройки. А по немецкому, истории и географии явно высвечивали двойки.
Боря с электростанции сам вызвался мне помочь. Получилось это так. Боря чуть ли не каждый день звонил Нине Бочкаревой по телефону или заявлялся с букетиком цветов в гости. А Нина совсем не радовалась его звонкам и букетикам. Я сам слышал, как она сказала ему в прихожей, открыв дверь:
— Опять ты? Зачем ты ко мне ходишь? Я же просила тебя не звонить и не приходить. Ты умный человек, Боря, ты же знаешь, что у меня есть Илюша.
Щелкнул французский замок, и умный человек Боря молча исчез вместе со своим букетиком. Я догнал Борю уже на улице.
— Э! — дернул я его за локоть. — Послушай. Если хочешь, я могу точно подсказать тебе, что нужно делать.
— Ясно, все ясно, — отрешенно бормотал Боря, не замечая меня и не зная, куда деть шуршащие целлофановой оберткой цветы.
— У тебя какая-нибудь другая девушка есть? — спросил я.
Боря швырнул букетик в урну и спрятал стынущие без перчаток руки в карманы пальто.
— Иди домой, — сказал он. — Не твоего это ума дело, Гремислав Карпухин. Не дорос ты еще немножко.
Он прибавил шагу. Но я не отставал. Я на ходу выложил ему все, что случится дальше.
— Вот ты к ней ходишь, ходишь, — говорил я, — а потом возьмешь плюнешь и на другой женишься. А зря. Ты на другой не женись, ты потерпи. У Нины весной со своим Илюшей раздор получится. Она к тебе кинется, да уже поздно. Это если ты женишься. И ты тоже тогда локти покусаешь, если женишься. Особенно, если она с горя за лысого Александра Семеновича выйдет.
Услышав про Александра Семеновича, Боря остановился. Хмуро спросил:
— За какого Александра Семеновича? Ты что плетешь, мальчик?
— А что, есть такой Александр Семенович? — обрадовался я.
— Есть, — подтвердил он. — В институте у них преподает. Говорят, с женой живет, как кошка с собакой, и не чает куда от нее удрать. На Нину он давно поглядывает. Это я знаю.
— Вот, вот, — загорелся я. — Она за него и выскочит, если ты не проявишь выдержку.
И Боря решил проявить выдержку. Стал ходить не к Нине, а ко мне, заниматься со мной алгеброй и геометрией. Ведь запретить ходить ко мне Нина ему не могла. И дело у человека есть — бескорыстно помогает отстающему школьнику. Раньше ко мне ходил Димка Соловьев и тоже мне немного помогал. Но после разбитого окна моя мамочка категорически запретила «этому хулигану, который портит ее ребенка», появляться в нашей квартире.