Шоуфилд миновал ряд чугунных уличных фонарей, взиравших на него свысока, точно бдительные часовые, открыл дверцу машины и устроился за рулем. Пророк сидел на месте пассажира.
– Ну, что чувствуешь? – заговорил Пророк.
Медленная тягучая речь, свойственная южанам, завораживала. Слова текли, точно патока. Шоуфилд понимал, что от него хотят услышать, однако кривить душой ему не пришлось.
– Я стал сильнее. Моя власть растет.
– Хорошо. Просто отлично! Ритуал исполнил, как я учил?
– Я знаю, что делаю, – отрезал Шоуфилд.
Его слова прозвучали агрессивно.
Рука Пророка взметнулась в воздух и отвесила ему пощечину.
– Помни, кто ты есть, мальчик! Когда возвысишься, займешь место справа от Отца нашего, будешь управлять миром. Пока же Отец вещает через меня, не забывай. Проявляй уважение!
Шоуфилд снова почувствовал себя маленьким мальчиком, вспомнив, как Пророк охаживал его колючей плетью. Он снова ощутил, как с исхлестанной спины слезает кожа, склонил голову и пробормотал невнятные извинения.
Пророк положил руку ему на плечо, и его голос смягчился.
– Еще немного, и наступит Непроглядная ночь. Твой дух должен быть готов к восхождению. Так ты выполнил ритуал?
– Соблюдал твои указания до последней буквы.
– Молодец. Жертву на следующую ночь выбрал?
Шоуфилд кивнул, и его сердце забилось быстрее.
– Я все спланировал.
Пророк удовлетворенно вздохнул и включил радио. Из динамика полилась музыка: Мик Джаггер исполнял Sympathy for the Devil.[2]
Шоуфилд завел двигатель и отъехал от обочины. В пути он размышлял, как будет чувствовать себя завтра, когда придется взглянуть в глаза детям.
День второй. 16 декабря, утро
5
Элк-Гроув-Виллидж, находящийся в двадцати милях к северо‐западу от центра Чикаго, славился благоприятными условиями для бизнеса. В этом районе сосредоточилось большинство бизнес‐парков Северной Америки, местные школы считались лучшими в Иллинойсе, и власти прилагали все усилия, чтобы сделать город живописным и безопасным.
Да, мирные окрестности ни в коем случае не вызывали у обывателя ассоциаций с районом, где процветает торговля людьми, вот только первое впечатление часто бывает обманчивым. Опыт специального агента ФБР Виктории Васкес подсказывал, что любой город, как, впрочем, и любой человек, таит в себе несколько внутренних слоев, которые не разглядеть невооруженным глазом.
Трой Ла-Палья, ее напарник, вывел на экран картинку из мотеля «Старбрайт». Здесь можно было снять номер с почасовой оплатой, получив в свое распоряжение кровать и зеркало на потолке.
Васкес покрутилась в кресле, устраиваясь удобнее, откинулась на спинку и вытянула ноги. Они сидели в фургоне видеонаблюдения. По борту машины большими белыми буквами бежала надпись: «МАСКОНИ. Сантехника и отопительные системы». В салоне было тесно, и ноги затекали. Маленькие стульчики с твердым, как доска, сиденьем комфорта также не добавляли. Васкес подумала, что к следующему разу стоит купить подушечку под задницу – такие обычно берут с собой старушки на баскетбольные матчи, занимая места на жестких скамейках стадиона.
В машине пахло прогоркшим кофе и жирной едой навынос, и Васкес начало подташнивать. Выйти бы, закурить… За последние две недели она не сделала ни единой затяжки и не могла сейчас позволить нервам взять верх. Васкес закинула в рот новую подушечку жевательной резинки и заработала челюстями.
Должно быть, Ла-Палья понял, что ее беспокоит.
– Шестое чувство подсказывает, что нам не придется здесь долго сидеть. Они появятся с минуты на минуту.
– Хорошо бы, – отозвалась Васкес. – Мне надо отлить.
– Васкес, ты нежный цветок: всегда так деликатна и сдержанна, – шутливо покачал головой Ла-Палья.
– Меня воспитывал отец‐одиночка, детектив уголовной полиции, поэтому у меня довольно специфический словарный запас.
Ла-Палья наклонился к монитору, и в его свете лицо детектива стало на миг мертвенно‐белым. Васкес всегда считала фамилию напарника забавным недоразумением, поскольку Ла-Палья был коротко стриженным блондином с молочным цветом лица, и абсолютно ничего в его внешности не напоминало об итальянских корнях. Она же унаследовала от своих родителей бронзовый оттенок кожи и черные волосы. Папа был бразильцем, мама – американкой, и португальская фамилия подходила Васкес как нельзя больше.
В неприметном бежевом седане сидели двое полицейских из отдела нравов шерифа Кук-Каунти. Ребята ждали знака, чтобы выпрыгнуть из машины и помочь при задержании подозреваемых.