То, что мы видим сейчас — государство, сгибающееся под тяжестью пустых условностей и раздробленное неравенством во всех сферах. Одна его часть погрязла в бессмысленной роскоши, а вторая — прозябает в чудовищной нищете. Кучка так называемых посвящённых обладает остатками тех сил, которые мы когда-то подарили Семерым, и делает всё, чтобы сохранить свои тайны, меж тем как простые люди начинают сомневаться в существовании этих сил вообще. Всё это явилось следствием роковых ошибок, которые было невозможно исправить — а только нести на себе тяжесть последствий, но теперь пришло время искупления. Сейчас у вас есть возможность похоронить прошлое и изменить мир, построив его на новых началах — равенства и взаимной поддержки. Откройте двери храмов для мужчин и людей низкого происхождения, объявите, что божественная сила есть в каждом, что она не зависит от крови, пола и принадлежности к стихии, перестройте государство в соответствии с законами справедливости и любви и теми указаниями, которые мы давали Семерым — их отголоски вы найдёте в священных книгах, хранящихся у жриц.
Сделав это, вы приведёте мир к процветанию и снова получите возможность общения с теми, кто когда-то наделил ваших предков великой силой, ныне недоступной ни одной из жриц. Не сделав — погибнете, потому что государство Астанис будет сметено с лица земли точно так же, как три тысячи лет назад была сметена Сантья. Вот те слова, которые мне поручили вам передать.
Женщина поклонилась и, сняв со своей шеи ожерелье, подошла к Императрице.
— Примите этот дар в знак того, что готовы прислушаться к моим словам и принимаете помощь тех, кто меня послал. Или же отвергните его и оставайтесь наедине со своей судьбой.
В зале воцарилась глубочайшая тишина.
А потом её прорезал голос принцессы Таик, наполненный такой лютой яростью, что от него задрожали стёкла витражей:
— Бред! Всё это полнейший бред!
Верховная Жрица, однако, была не столь в этом уверена.
— Подождите, — быстро проговорила она. — Как вы предлагаете это сделать? Это невозможно. Нереально. В одночасье перекроить те законы, которые складывались тысячелетиями, и отвергнуть традиции, которые воспитаны в каждом из нас с детства? Люди, рождённые в нищете, хуже свиней. Если сказать, что божественная сила принадлежит им по праву, то они захотят немедленно её получить, и это закончится страшнейшей, кровавой войной. До сих пор мир в нашем государстве держался на преклонении перед жрицами и сознании, что они обладают той силой и властью, которая недоступна никому другому!
Женщина молчала, глядя только на Императрицу.
Та смотрела на предлагаемый ей дар испуганным, недоверчивым взглядом.
Потом неуверенно протянула руку, и ожерелье скользнуло в раскрытую ладонь водопадом белых бусин.
Лицо принцессы Таик, увидевшей это, перекосилось. Она задрожала, стиснула кулаки, а потом молниеносно метнулась к дверям — тем самым, которые полчаса назад непостижимым образом оказались заперты — и, легко распахнув их, закричала:
— Стража!!!
Однако в зал, вместо стражников, ворвались птицы.
Кто выпустил их из клеток, зачем они полетели во дворец, каким образом оказались именно здесь, никто не смог понять и потом.
Зал наполнили пронзительные крики, хлопанье крыльев, перед глазами замельтешили длинные шеи и белоснежные перья.
Когда, наконец, прибежали прислужницы и смогли разогнать птиц, никакой женщины в зале уже не было — только лежал на полу балахон из белой ткани, как будто сбросив его, как змея сбрасывает кожу, посланница растворилась в воздухе.
— Это немыслимо, — гневно повторяла принцесса Таик, расхаживая по залу. — Неслыханно! Невероятно! Так, значит, уважают в народе высшую власть, если кто-то посмел позволить себе эту отвратительную, унизительную, дерзкую насмешку?! Я понятия не имею, кто эта женщина, и при помощи каких ловких фокусов ей удалось проникнуть во дворец и выбраться из него, но она дорого за это ответит! Все, кто хоть сколько-нибудь в этом замешаны, ответят!
Она стукнула кулаком по стеклянному столу, и ваза, стоявшая на нём, перевернулась, цветы посыпались на пол.
— Это какая-то очень сильная магия, — проронила Даран. — Настолько сильная, что я не только не сумею с ней справиться, я даже не могу понять её природы. К счастью, они, кажется, не собираются на нас нападать.
— Ловкие фокусы! — снова закричала принцесса, и глаза её вдруг сверкнули. — Думаешь, я не знаю, что и твоя магия — тоже фокусы?
Даран вздрогнула.
Подобные высказывания могли позволить себе некоторые люди из среды так называемых «свободомыслящих», и Даран, прекрасно понимая, какими последствиями это может грозить, не жалела сил, чтобы попытаться восстановить среди подданных Астаниса авторитет астрологов, знахарей, предсказателей судеб и всех прочих людей, которых она сама считала шарлатанами, но презрение к которым влекло за собой и потерю должного уважения к жрицам.
Всё в этом мире завязано друг на друге…
Вот только что происходит, и чем это закончится, если даже принцесса — будущая Императрица — не верит в силу Верховной Жрицы?
— Впрочем, не волнуйся, я не собираюсь выходить на центральную площадь и сообщать об этих вещах народу, — раздражённо бросила Таик, очевидно, неправильно истолковав выражение лица Даран. — Потому что ты сказала правильно, всё это государство держится на почтении и страхе перед императорской властью и магией жриц! И отсутствие почтения, выразившееся в этой невероятной выходке, объясняется отсутствием страха! С тех пор, как Императрица Наи спалила пророка Милосердного на глазах у своры его почитателей, прошло уже почти двести лет, и народ успел позабыть о священном гневе богини Аларес! Ему слишком хорошо жилось, вот в чём дело! Но я сумею это исправить, пусть каждый будет в этом уверен!
— Вот только ты пока ещё не у власти, — внезапно раздался позади неё спокойный голос. — Я пока ещё жива.
Глаза принцессы расширились.
Всё это время Императрица сидела, не произнося ни слова, и только смотрела на ожерелье, которое по-прежнему держала в руке.
— Я не позволю тебе этого сделать, — сказала Императрица всё тем же спокойным голосом, в котором внезапно послышались отголоски былой властности. — Я решила по-другому. Меня убедили слова этой женщины.
Губы Таик задрожали.
Возразить ей было нечего, она действительно пока ещё была всего лишь принцессой, и мать при желании могла и отправить её в ссылку, и даже казнить.
— Но Госпожа! — воскликнула принцесса. — Вы… вы не можете так поступить, не можете оставить это безнаказанным! Если об этом узнают, это… это будет способствовать дальнейшему ослаблению уважения к императорской власти!
— У меня во дворце появилась посланница и поднесла мне дар, — заметила Императрица. — Что в этом такого, что может вызывать в народе неуважительные толки?
Таик стиснула кулаки.
— Позвольте мне, по крайней мере, наказать тех, кто виноват в том, что у ваших покоев не оказалось стражи!.. — бессильно выкрикнула она, желая хоть на ком-то выместить злобу. — Вы сами перед этим говорили о злоумышленнике!
Императрица чуть побледнела.
— Хорошо, — сказала она менее уверенным голосом.
Лицо Таик осветила победная улыбка.
К этому времени уже стало известно, что виноват в случившемся переполохе оказался Хайнэ, потерявший сознание в Зале Посвящений, и Даран похолодела, понимая, какими неприятностями ему это грозит.
— Прошу вас, госпожа, не будьте слишком строги к этому мальчику, — быстро заговорила она. — Он просто несчастный полусумасшедший ребёнок, подверженный приступам религиозного экстаза и галлюцинациям. В семье Санья издавна стараются поддерживать чистоту крови, устраивая браки между родственниками, но иногда это приводит к тому, что на свет появляется физически или душевно больной ребёнок. Бедный мальчик не виноват.
Она понимала, что своими словами разрушает собственный прекрасный план устроить брак принцессы Таик и Хайнэ, но другого выхода не было.