— Возможно, нам действительно следует пойти на некоторые уступки, — проговорила она. — Дать женщинам из простонародья надежду на то, что для них возможен путь жрицы. Одна-две девочки в год, не больше, это не будет нам многого стоить. И в то же время каждая будет надеяться на то, что именно она, или её дочь, станет избранной, и не позволит себе предосудительных толков и мыслей.
Губы принцессы Таик скривились в нехорошей улыбке.
— Каким же образом вы объясните людям такую возможность? — спросила она. — Скажете, что всё это время, три тысячи лет, Великая Богиня ошибалась, утверждая, что людям, рождённым в низшей среде, не может быть дано права приближаться к ней?
На это Даран пока не знала, что ответить.
Она поклонилась.
— Каковы ваши предложения, Госпожа?
— Я уже говорила об этом, — отрывисто произнесла принцесса. — Сильнее всего на людей действует страх. Власть должна внушать благоговение и ужас! Никаких уступок, даже в малейшем. За любое слово, направленное против императорской семьи, жриц, или же богини, полагается смертная казнь. И нужно сделать так, чтобы у нас было больше осведомителей. Пусть каждый второй в этом городе и в этой стране станет доносчиком и шпионом, на это я не пожалею денег и драгоценностей!
— Хватит, — перебила Императрица. — Выйди отсюда. У меня нет больше сил слушать твои исполненные злобы слова.
Принцесса Таик стиснула зубы, но ослушаться не посмела.
— Как ты думаешь, если она полюбит кого-нибудь, это смягчит её сердце? — спросила Императрица, когда дочь покинула зал. — Или же она вовсе не способна на любовь? В кого она такая? Не в своего отца. И разве в меня?
Даран опустила взгляд.
— Я не думаю, что любовь недоступна принцессе, — поколебавшись, ответила она. — Вот только её любовь будет… неистовой. Вряд ли она сможет смягчить её сердце.
— И всё-таки я надеюсь на это, — возразила Госпожа. Какое-то время она молчала, рассеянно перебирая в руке белые бусы, а потом продолжила: — Для неё уже подходит то время, когда пора вступать в первый брак. Но я собираюсь дать ей ещё времени. Столько, сколько потребуется… чтобы найти того человека, которого она полюбит. Пусть возьмёт в мужья кого угодно, пусть даже человека не самого подобающего происхождения, но того, к кому она будет испытывать искренние чувства.
Даран снова прикрыла глаза.
Ещё одна совершенно невозможная идея, неужели Госпожа сама этого не понимает?
Разве можно принцессе вступать в первый брак, от которого у неё будут наследники, повинуясь простой сердечной прихоти? Да и, самое главное, зачем это нужно? Если принцесса полюбит кого-то, она всегда сможет вступить с этим человеком во второй брак или попросту взять его в любовники.
Оставалось надеяться, что сама принцесса Таик, несмотря на её безрассудство, всё-таки не вдохновится такой идеей.
Как хорошо бы было, если бы она вступила в первый брак с Хайнэ Саньей! Так было бы лучше для всех.
Но теперь эта возможность утеряна окончательно и бесповоротно.
Несколькими часами ранее Даран получила известие о том, что её племянник болен красной лихорадкой, и только покачала головой: несчастный мальчик, но теперь уже ничего не поделаешь, с ним всё кончено.
— Я хочу остаться одна, Даран, — сказала Императрица. — Не потому, что я сержусь на тебя. Просто я так устала…
— Как вам будет угодно, Госпожа.
Даран поднялась, поклонилась и вышла из зала.
Она и сама чувствовала себя очень уставшей: события и разговоры последних дней привели её в такое состояние, что даже молитва стало невозможной. Прошлым вечером она долго находилась в одиночестве, в полной темноте Зала Уединения в Храме, пытаясь получить ответ: что это была за женщина, и что за магия? Но так ничего и не услышала…
Хотелось надеяться, что дело было лишь в сильной физической усталости, только в ней.
— Аста Даран, — внезапно послышался голос принцессы Таик.
Верховная Жрица напряглась.
Принцесса назвала её полным именем… почему-то казалось, что это не сулит ничего хорошего.
Она медленно обернулась.
— Да, Госпожа?
— Давай поговорим так, чтобы нас никто не услышал. Впрочем, нас здесь и так никто не услышит, не правда ли? — Принцесса криво усмехнулась и взмахнула рукой, как бы поясняя, что она имеет в виду: огромный коридор был пуст. Где-то далеко, у входа и выхода, толпились стражники, но отсюда невозможно было различить даже золотой рисунок, змеящийся по периметру дверей. — А ведь я ещё помню времена, когда всё было не так… Когда дворец не был наполовину пуст, когда все мои братья и сёстры были со мной, когда каждый день устраивались пышные представления и состязания в искусстве. Мне грустно, когда я думаю об этом.
Даран сдержала желание поморщиться: нотки меланхолии в голосе принцессы были невыносимо наигранными, лицедейство явно не относилось к числу её талантов.
— Мне жаль, что воспоминания детства ранили вашу душу, Госпожа, — произнесла она, стараясь не допустить уж слишком откровенной насмешки в голосе.
— А потом всё изменилось, — продолжила принцесса. — Ты помнишь, как это было, Даран? Как Госпожа распустила половину людей во дворце, как отослала от себя всех своих детей, как её начали тревожить призраки и злые духи? Во дворец пришли упадок и запустение, неудивительно, что подданные растеряли всё своё уважение! — выдержав определённую паузу, Таик вскинула голову и воскликнула: — Но я хочу вернуть всё, как было, и сделаю это! Я хочу, чтобы мой дом и моё имя снова были осиянны величием, чтобы ни один человек в этой стране не мог подумать о них без благоговения!
— Не сомневаюсь, что вы сможете это сделать, Госпожа.
— Так помоги мне в этом!
Даран чуть вздрогнула.
Принцесса просит её о помощи?
— Мы не должны быть врагами, Даран, — произнесла принцесса, отвернувшись и стиснув зубы. Очевидно, эти слова дались ей с трудом. — Моя мать доверяет тебе, ты — единственная, кто сможет убедить её в ошибочности её новой политики. Сделай это, и я не останусь в долгу. Я буду твоим другом, а это немало значит, не правда ли?
«Да, немало», — отстранённо подумала Даран.
А в реальности даже гораздо больше, чем подразумевала сама принцесса.
Смена фигуры, олицетворяющей божественную власть, всегда болезненно отражалась на силе Верховной Жрицы, и Даран понимала, что окажется наиболее уязвимой в тот момент, когда новая Императрица взойдёт на престол. И после этого тоже, если не удастся наладить с Госпожой достаточно крепкую связь…
— Вы понимаете, что просите меня о предательстве моей Госпожи и вашей матери, принцесса? — ровно произнесла она.
— О предательстве? Кто говорит о предательстве? — быстро спросила Таик. — Речь идёт лишь о том, чтобы помочь Госпоже принять верное решение! Послушай меня, Даран, ты ведь сама всё понимаешь! Это воодушевление продлится, в лучшем случае, несколько месяцев, за время которых Госпожа совершит непоправимые ошибки, а потом на неё нахлынут прежние тоска, апатия и страх, а мы все погибнем!
«Шанс, что всё произойдёт именно так, велик», — подумала Даран по-прежнему отстранённо.
А она так и не получила никакого ответа…
— Я готова исполнить любое твоё желание, — внезапно произнесла принцесса. — В знак своего благорасположения и нашей будущей дружбы. Скажи мне, чего ты хочешь, и я это сделаю, сейчас, или тогда, когда передо мной будут открыты более широкие возможности. Я дам тебе священную клятву, поклянусь своей кровью, что не нарушу этого обещания. Ну?
«Принцесса слишком горда, чтобы повторить это предложение дважды, — отчётливо поняла Верховная Жрица. — А мой план с Хайнэ не удался, и другого у меня нет».
— Я… — голос всё-таки на мгновение дрогнул. — Я хочу, чтобы мне самой было дозволено выбрать свою преемницу. И чтобы над той, кого я выберу, не были властны те вещи, которые обычно становятся препятствием на пути Верховной Жрицы.
— Да будет так, — с облегчением сказала принцесса.
И произнесла слова священной клятвы.
В тот момент, когда она удалялась, шелестя тканью накидок, Даран вдруг показалось, что темнота, царящая в обоих концах огромного коридора, начинает сгущаться, ползёт к ней, что тени обступают её так же, как обступили бессилие и усталость, несмотря на то, что в этот момент исполнилось самое сильное её желание.