— Ну конечно.
— Сейчас мы должны довести все до конца в первом раунде. Орлова возьмем не сегодня, так завтра. Нащупали же мы его. Теперь тем более найдем. Вопрос, куда он теперь кинется? Я уверен, его задержание осуществим скоро. А сам вот что, отдохни. Хотя бы денек. За город съезди. Или полежи, почитай. Стихи почитай. Помогает.
— А может быть, псалмы? Ведь грядет евангелистский диспут.
— А что, можно и псалмы. А еще лучше загляни к отцу. Он тебя приведет в чувство. Такой мудрый старик. А если попросишь, целую лекцию прочтет на эту тему.
Вечером Фомин, прихватив Мишина, поехал к отцу. Сначала они вернули Евгению Николаевичу его архив. Он надел очки и, полистав содержимое папки, улыбнулся:
— Кажется, все возвращено полностью. Я люблю точность и аккуратность. — Он завязал бантом тесемки на папке и положил ее в шкаф. — Так что же ваши евангелисты, миссионеры? Как постигаете богословие?
— Пока убедились, что святоши, которых мы разыскиваем, отнюдь не соблюдают завета «не убий».
— Да, Евгений Николаевич. Евангелие — мудреная штука, — добавил Мишин. — Не представлял себе, что вдруг придется заниматься изучением святых писаний. Не наше вроде это дело.
— А разве вы с религией боретесь? С теми, кто, прикрываясь ею, пытается вредить нашему государству. Садитесь, друзья.
Сергей и Мишин сели рядышком и стали излагать суть своих дел. Фомин не перебивал их, делая какие-то пометки в блокноте. Потом сказал:
— Было и у меня нечто подобное. Тоже эмиссар оттуда. Разоблачили как-то группу сектантов-изуверов. Типов гнусных, втягивающих малолетних в свое болото. Как потом выяснилось, со словами о боге растлевали детей не только морально, но и физически. А вышли мы на них потому, что обнаружили причастность этой группы к прямой антисоветской деятельности. Ее главарь инспирировал письма с клеветой на нашу страну, порядки, образ жизни и отсылал письма по заграничным адресам. Заставлял заниматься этим и своих «единоверцев».
— А как вели себя эти сектанты в среде обычных граждан? — спросил Мишин.
— Вполне современные внешне были люди. «На миру», Коля, они ведут себя так, чтобы не выделяться. И взглядов своих напрямую не высказывают, не вступают в полемику. Насколько мне известно, и меж собой изъясняются не на древнеславянском или греческом. В сети их попадаются обычно люди, обиженные чем-то, больные. Знаете, что Карл Маркс сказал о религии? «Религия — это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому, как она дух бездушных порядков». А Ленину принадлежат такие слова: «Религия — род духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свой человеческий образ, свои требования на сколько-нибудь достойную человека жизнь».
Комитет государственной безопасности не призван вторгаться в дела церкви. И этого не делается. Только тогда, когда под сутаной, образно говоря, мы видим кинжал, змеиное жало, да еще начиненное ядом, изготовленным в разных там центрах, подобных «Славянской миссии», наше дело — вмешаться. И защитить людей.
— Мы, отец, просто раньше с такими делами не сталкивались…
— Столкнетесь, если уж свела судьба с «миссией». Я знаю, их проповедники вполне современны, даже образованны в светском нашем понимании. Вышколены, умеют ловко вести открытую игру. И как заправские разведчики тоже подкованы.
— В открытую мы пока не встречались. Те, кто в наших руках, просто отъявленные негодяи, предатели Родины, агенты иностранной разведки. Те же Кисляк, Попов, — заметил Сергей.
— Встретитесь, встретитесь. И почувствуете, как себя вести с ними. Я не берусь выдавать рецепты на все случаи.
— Понятно, Евгений Николаевич.
— Я вам давал читать материалы. Пока вел дела, наслушался вдоволь всякого: и слов о терпении и страдании. Это во всех религиях. Как мне помнится по тому делу, главари очень много говорили своей пастве об услаждении страданием. Сами-то они занимались другими, сугубо земными усладами. А вот остальные… Остальные должны были искать утешение в молитвах. Религиозное же утешение, как известно нам, ориентирует человека не на борьбу с причинами личных бед и несчастий, а только ослабляет его волю, приучает покорно склонять голову перед бедой и безропотно страдать.
— Не только страдать, но и радоваться страданию, находить в этом чуть ли не счастье, — этот призыв я встретил во многих проповедях, которые листал за последний месяц, — сказал Сергей.