- Ну, если ты воин, то должна, как все дать мне клятву верности,- пошутил я и напрасно.
Женщина встала на колени, положила мою ладонь на свое темя и громко и четко произнесла несколько фраз на незнакомом гортанном языке. А вот когда она поднялась после моих слов, что клятва принимается, это был другой человек с твердым и уверенным взглядом. Я кивнул Алешке и тот принес широкий боевой пояс с тяжелым и широким восточным кинжалом-бебутом, который привычно был прилажен ею на место. Вот только стан ее был настолько тонок, что пажу пришлось провертеть в поясе пару дополнительных дырочек. Мои архаровцы не подшучивали как обычно и этому были причины – воины давно поняли, что их капитан неровно дышит в сторону амазонки.
Той же ночью Асия пришла ко мне сама и я не жалел об этом ни тогда , ни в последующем.
Наблюдая за выездкой, она дала несколько дельных советов, показала, как меняется положение тела в момент удара копьем или пикой, вырабатывала навыки, как не срубить ухо Ромео во время удара мечом, как развернуть коня на задних ногах в сражении и не подставить под удар его брюхо. Выяснилось, что у нее на родине коням подрезали кон- чики ушей. Я велел Багро подобрать ей крепкую лошадку и заказать ясельное седло. Теперь на пару мы пытались на всем скаку попасть концом копья в ивовое кольцо, которое Багро подвешивал к подвижному шесту.
За время вынужденного простоя никаких чрезвычайных ситуаций с нами не произошло. Возможно потому, что охрана торговцев здесь была поставлена на хорошем уровне. Смоленск – один из центров торговли и перевалки грузов. А возможно, что таких нерусей, как я тут было – пруд пруди. Кто – то шел на службу, кто-то со службы « из варягов в греки». Короче – деревянненький город мне понравился.
По первому ледку вместе с купеческим караваном мы уходили на север на Катынь и Ловать. Гаврик выздоравливал и отъедался. В ночь перед походом Асия, уже немного разговаривающая на местном языке, лежа на моей груди, сказала:
- Откуда ты пришел? Ты не росс. Ты не немец. Ты не с Востока. Одно ясно – у тебя были благородные родители. Зачем ты ушел от них?
- Потом расскажу. Это очень долгая история.
- Таких людей не бывает. Ты воин, но очень странный. Ты не похож ни на кого. Ты не боишься показаться не мужчиной. Наверно твои женщины были счастливы с тобой.
Я рассмеялся. Так многое хотелось ей сказать, но мешал языковой барьер.
- Я рад, что ты со мной.
Надеюсь, что она это поняла.
- Я умру за тебя, - сказала она совершенно серьезно и я ей верил.
Наши суда шли вверх по Днепру на реку Катынь. Погода была теплой и я пил чай с отцом Федором на палубе.
- Олег Михайлович,- говорил мне расстрига,- о тебе говорят всяко , однако все сходятся в одном, что ты человек ученый. Вот скажи мне , что ты будешь говорить отрокам о мироздании?
- Отец Федор, боюсь, тебе не понравятся мои рассуждения. И если я даже сошлюсь на Аристотеля – всё одно не понравятся.
- Я знаю об этом. Не ради любопытства спрашиваю, а ради себя.
- Не торопись. Прежде я хочу узнать, из кого тебя расстригли и как ты был рукоположен в таком молодом возрасте?
- Батюшка мой, протоиерей города Калязина, узрев страсть мою к учению, отдал меня в в духовную школу при церкви святителя Михаила, что во Владимире на Клязьме. За рвение уже через год был удостоин послушником при этой же церкви, а через два и диаконом. Благодаря знаниям своим был рукоположен иереем и сразу же после разорения московской земли татаровьем направлен в Рубцов.
- Женился там же?
- Попадья моя – круглая сирота. Пропадала с голоду в Волоке Ламском. Там я её заприметил. И жили бы, да страсть моя к винищу подвела. И ладно бы цедил хмельное втихую, но подтолкнул бес к изучению чудесной механики небесной. И понял я , наблюдая коловращение звезд, что не может быть небо твердым. Вот за все это и лишился сана.
- Подскажи - ка мне, что из таинств не может совершать иерей?
- Охотно. Иерею запрещено освящать антиминсы и проводить таинство рукоположения священства. А почему ты об этом спрашиваешь?
- Да вот хочу в Новгороде попасть к архиепископу Иоанну и просить за тебя, дабы , направляясь в края дикие и языческие, смог ты нести веру , находясь в нужном сане.
- К самому?
- Ну, не к митрополиту же идти. Говорят, он совсем плох. Так что же ты хочешь узнать и из каких наук?
- Как в просвещенной Дженоа трактуют загадки движения звезд?
Я усмехнулся. Просвещенной – крепко сказано. Что-то не замечал я там особой просвещенности, а вот монахов – как блох.
- В Дженоа закрепилась гелиоцентрическая модель Аристотеля. Но об этом не принято говорить вслух.
- Но ведь это не так! – с жаром воскликнул расстрига. – Простые наблюдения это опровергают.
- Вот и расскажи о своих наблюдениях.
Вот так мы проводили время. Я всячески уклонялся от роли передового просветителя ,ссылаясь на суровую солдатскую неотесанность. Кстати у кого бы спросить, что за антиминсы?
Асия плыла со мной. Гаврюшка совсем освоился, перестал дичиться и как все нормальные дети днями играл с моими парнишками. По поводу Асии у нас с бывшим попом был особый разговор.
- Нехорошо это во грехе жить,- укорял меня расстрига.- Людям плохой пример подаешь.
- А вот окрестишь её сам, тогда и решим проблему,-заявил я.
- Да как же я могу? -завел он старую песню.
- Вот когда сможешь, тогда и потолкуем,- открестился я.
С Багро шли совсем иные разговоры. Отец его был в свое время полусотником, имел старые связи и мог нам помочь в деле обустройства. А оседать мы решили в Старой Ладоге, что почти в устье Волхова .
Моя откровенность с Багро имела самые тяжкие последствия. На втором волоке к Ловати скопилось множество судов, ожидающих своей очереди. Надвигалась зима и эти караваны были последними. Мы дожидались своей очереди . В первый же день после обеда я почувствовал себя плохо. Накатила небывалая слабость, все тело прошиб ледяной пот, стало трудно дышать. В голове стоял туман – я начал терять координацию движений и уже не понимал, почему Асия схватилась за нож и не подпускала ко мне никого. Она посунулась к моему уху и шепнула :
- Отрава.
Из последних сил я извлек свой медицинский талмуд и нашел нужную страницу. Асия без слов принесла аптечку, крикнув что-то сыну. Обрывками сознания я уловил, что малыш ухватил взведенный арбалет и держит всех на расстоянии. Сил хватило на то, чтобы вколоть противоядие и показать Асие, что и когда давать. Затем меня стало рвать и я потерял сознание. Выныривая из забытия, я обнаруживал возле себя Асию и Гавро, охранявших меня и снова впадал в забвение. В очередной раз очнувшись, я понял, что нахожусь в жарко натопленной избе артельщиков совершенно раздетым и опять рядом только Асия с сыном, вооруженные до зубов. Затем, в очередной период просветления, рядом оказался крайне озабоченный и хмурый Ждан, а еще через раз – и Алешка - бледный и заплаканный. Мрак смешался с явью. Откуда-то взялась бабка, вливавшая в рот какую-то едкую жидкость. Ночью меня прошиб пот, но не тот смертный и ледяной, а пот хорошо пропарившегося человека и после него удалось уснуть настоящим укрепляющим сном. Утром я открыл глаза, почти трезво оценивая обстановку. Стоило шевельнутся, как рядом появилась Асия с сосудом в руках. Попытка приподняться вызвала такое головокружение, что я со стоном упал на постель и отлежавшись, попросил:
- Асия, зови Ждана старшего.
Женщина повиновалась, разбудив Гавро. Ни о чем не спрашивая, тот протянул арбалет матери и та рычагом взвела его, отдав назад сыну.
В дверь порывисто вошел Ждан. Увидев меня в сознании, он облегченно выдохнул:
- А мы уж не надеялись. Молились за твое здравие денно и нощно, да и Агафья травница вовремя подвернулась. Как ты, Олег Михайлович?
- Сколько стоим?
- Девятый дён пошел. Ты бы поспал, боярин.