По первому снежку я с Жданом и Любятой и двумя десятками наемников проехал к месту будущего сражения на Велье.
- Пойдут отсюды,- показывал Любята, - и туды на Синичкины горы, а боле никак.
- Теперь планируем отход. Уходим за озером строго на север, а вот здесь ставим заслон.
- Не, Олег Михайлович, не здеся, справа болота – сами завязнем. Я бывал тут, когда нас литвины гоняли.
- А может по снегу пушки потянем? Те , что еще дышат, - вмешался Ждан.
- На полозья поставим. Нам же нужно пальнуть пару раз и отбить охоту ретивым. А после хлам тут и бросим.
По возвращению я ознакомил Алешку старшего, ставшего у нас главным фельдцейхмейстером – военным снабженцем - с будущей диспозицией. К моему глубокому удовлетворению парень сразу понял суть задания и не задавал глупых вопросов. К слову Алешка, после моего брака с Асией получивший по умолчанию регалии княжонка, нисколько этим не возгордился, хотя обращение « Алексей Олегович» долгое время воспринимал стесненно. Алешка-младший после битвы на Камно получил от наместника чин боярского сына, а от меня – звание сержанта. Всем оставшимся в живых пушкарям первой батареи были сшиты красные сапоги для ношения как части формы и в память о храбрости артиллеристов.
А время летело. Заканчивалась весна и мы были готовы к очередному походу. Как и планировалось, в феврале наша команда внезапно атаковала ливонский обоз у озера Велье и нагло захватила основные припасы, что сделало продолжение дальнейшей кампании против псковичей бессмысленной. Битва с основными силами Пскова была для немцев неудачной . После двух таких укусов они откатились к своим рубежам. А я? Я еще долго лаялся с посадниками, обидевшимися на меня за такую творческую инициативу. Зато теперь все проекты получили твердое финансирование.
Глава девятая
Асия с домочадцами оставалась на хозяйстве. Артем контролировал производство, а Авраам с двумя сыновьями не вылезал из поездок. Семейство Гольдштейнов так взялось за дело, что я стал подумывать, что в этом мире он заменит семейства Ротшильдов и Рокфеллеров вместе взятых. На охрану оставалось копье наемников. Остальную полусотню во главе с Генрихом я брал с собой. С Генрихом мы сошлись на почве общего знакомства с Гансом Пфердом. Я рассказывал кондотьеру лихие истории из прошлого, перемежая их информацией о самом Гансе, чем окончательно убедил вояку в том, что мне действительно удалось помахаться в Европе. Время выступления на Угру было выбрано не случайно. Основные силы Едигея покинули пределы русских княжеств, а вот один из отрядов, направленный грабить Вологду, еще тянулся , обремененный немалой добычей и полоном. Сейчас татары пережидали распутицу, чтобы затем через рязанские земли уйти к себе. Две сотни арбалетчиков, аркебузиров и пикинеров , а также три десятка тяжелой кавалерии двигались им на перехват к знаменитому Изюмскому тракту. В моей частной армии была и артиллерия. Мы смогли довести до ума четыре «единорога», вбухав немалые средства в закупку шведского железа. В Пскове меня ничего не держало – семья должна была перебраться на Угру после нашего там обустройства ориентировочно к осенней распутице.
И сейчас мы растянулись на километры. Впереди была долгая дорога на Ржев в обход Москвы на сожженную Коломну. Командовал сборным войском боярин Любята, свои полководческие таланты я оценивал невысоко. В Ржеве часть отряда во главе с Алешкой –старшим отделилась и ушла водой на Вязьму. Этот отряд вез на Угру хозяйственные припасы и должен был подготовить к нашему возвращению базу в районе нынешнего Юхнова, по местным источникам Юхновской пустоши. Здесь же в Ржеве к нам присоединилось полторы сотни легкой конницы, которые выделил князь Порховский. Возглавлял отряд его сын Владимир Даниилович. Мне он понравился. Веселый , открытый он тут же перевалил на Любяту все вопросы и в основном ехал со мной. И даже суровое предупреждение, что за невыполнение приказа и любую дурную инициативу виновные будут без затей повешены, ничуть не испортило его беззаботного настроения. Впрочем это было мне на руку.
Почти все встреченные поселения на территории московского княжества были разорены. Обезлюдела огромная территория. Я был просто потрясен ордынским беспределом, находя в сожженных деревнях почерневшие кости женских и детских скелетов. Видавшие виды немецкие наемники помрачнели, а русские кмети без всяких понуканий заторопились на встречу с незваными гостями.
Завидев проходящий отряд под княжеским стягом, встреченные люди чаще всего становились на колени и их взглядах я не видел ни мольбы о помощи, ни призыва к мщению. Ничего – пустые усталые глаза на изможденных лицах.
- Что присоветуешь? – обратился я к Любяте.
- Кажную слезу не утрешь. Половина из них сгинет с голоду. Если позволишь, Олег Михайлович, отроков я бы отобрал, да и молодиц покрепче да в Добрятине у Данилова монастыря пока оставил. Выделим десяток обозников да денгу на пропитание. Ежели удасться, что задумали, коней да повозок отобьем. Опять же полон. Вот тебе и люди. А басурмане пожалуй Купавну миновали.
- Если пропустим, то догоним.
- То верно. Только ежели вдогон, людей потеряем. Из засады будет посподручней. Шевелись, братцы! Ужо будет вам пожива.
Мы успели. Измотанные дорогой и недосыпом, люди не пали духом. Вечером после прихода на место, я построил отряды. Перед серьезным сражением, итог которого предсказать было невозможно, хотелось дать войску встряску.
Трезво оценивая свои ораторские способности и понимая, что пламенный оратор никоим образом не может быть иноземцем, я выпустил в первые ряды нашего расстигу.
- Братья! - начал отец Федор. – Доколе мы будем терпеть на горле грязную пяту басурманина? Доколе наша земля будет умываться горючими слезами..