- А где остальные? – А как? – А когда? – вопросы посыпались градом. И сам Олег выглядел совершенно по другому – помолодел, исчезла борода, пропали шрамы, а главное – он был одет в знакомый , правда изрядно потрепанный костюм геолога. И на ногах вместо бродней были какие-то кожаные чуни. Было заметно, что и Олег изумлен не менее своих друзей. Радостная улыбка не сходила с его лица. По всему выходило, что он ждал худшего, гораздо худшего.
- Остальных не было. Понятно?
Сергей и Надя синхронно кивнули – не было, значит не было. А что можно, Олег сам расскажет. Ясно одно - излишнее любопытство обойдется дороже.
- Ребята, поехали домой. По «Дошираку» соскучился, сил нет. Надюха, вот тебе подарок.
Олег раздернул горловину рюкзака.
- Это же соболь, - ахнула Надя, – так много.
- Сошьешь манто для утренней дойки. А это тебе,- протянул он Сергею невзрачный камень.
- И что за булыга?
- Изумруд. Только неограненный.
- Так это же состояние.
- Подарок,- Олег опять усмехнулся, - от нас.
Супруги переглянулись. Сергей дернул ручку стартера.
- Поехали!
Дальнейшие действия Олега тоже были странными. Немного передохнув, он отправился в Жигулевск. Оттуда он привез странную фотографию северной стороны утеса Сокол, которую увеличил и повесил на стене. На ней просматривалась панорама горы с четко просматриваемыми тремя глубокими отверстиями, сделанными как по ниточке в один ряд. На спокойную жизнь Олега хватило ненадолго. Поговаривали, что он собирался жениться, но почему-то передумал. Опять же ходили слухи о его необыкновенной коллекции старинных монет. Как бы то ни было, но он продал квартиру и уехал в богом забытый Троицко-Печорск, где купил крепкую избу у реки и обзавелся лодкой с мощным мотором. Каждую зиму он уезжал в Москву, где связался с какими-то реконструкторами- выживальщиками и всерьез занялся старинными боевыми искусствами. По крайней мере в его доме в Троицке на стене висела тяжелая секира, которую он называл ронделем. Это увлечение тесно сочеталось с изучением одного из диалектов немецкого языка. Соседи отмечали, что Олег тщательно наблюдает за погодой, особенно летом. Иногда к нему приезжали гости , в числе которых никогда не значились женщины. И так продолжалось три года, после чего об Одинцове никто ничего не слышал.
Почти две недели мы добирались до Угры. Все это время я пытался прийти к окончательному решению и не находил оптимального варианта. Но мысли о возврате в свое время не было. Даже не появлялись. Поднимаясь к Юхнову, я позвал для совета всю свою команду . В отличие от них я знал, что мои вотчины окончательно отойдут к Москве еще не скоро, а вот возвышение Литвы и создание Речи Посполитой не за горами.
К моему удивлению, логичные доводы и расклады не обрушили честное собрание в болото пессимизма. Я посоветовался и с Генрихом, почти оправившемуся от ранения и осведомился о его планах.
- Ваша светлость, после двух сражений под вашим началом любая бандерия будет считать за честь сражаться под вашим знаменем. Лично я готов набрать не менее двух сотен арбалетчиков и пикинеров. Если подкрепить их двумя сотнями конницы и двумя батареями ваших «единорогов» , то очень сомневаюсь, чтобы у ваших недругов появяться претензии к вам. Учитывая, что после похода Едигея стороны обессилены, а Витовт готовиться к битве с крестоносцами, то пара спокойных лет вам обеспечена, а это немало в нынешних условиях.
Так было принято решение о создании фактически нового княжества на жалованных Москвой землях на Угре. К этим законным территориям я планировал самым наглым образом прирезать литовских пустошей за Угрой. За два года надо было встать на них твердой ногой. В Калуге мы расстались с Любятой, который хотел повидать родных в Пскове.
- Ты не думай плохого. Вернусь к Ильину дню. Да охотников на дружину кликну. Ты ведь увечных кметей берешь, и их возьму. Да обозы со снедью отправлю, да плотников пару артелей. Опять же каменщики нужны. А ты Генриха в неметчину отпусти, пущай по кондотте людей набирает.
Вскоре показались дымы деревенек, отданных мне в кормление. Кто кого кормить будет?
Подлетевший на коне на берег Алешка, возмужавший, с небольшой русой бородкой, доложился, что в трех деревнях 29 изб с 111-ю душ мужеска и женска пола. Эти избы топились по черному, редко у кого можно было увидеть хоть какую скотину. Старостой был бывший княжеский дружинник – однорукий и скособоченный.
- Княже,- обратился он ко мне официально,- что и успел, так срубить тройку срубов под казарму, да под времянки.
- Вижу. Вот это подарочек! А что в других деревнях, что в сторону Кондрово?
- Там чуть получше. 38 дворов, а людишек полторы сотни. Но мужиков немного. Отроки да дети, да бабы. Нужда голимая. Голодают второй год. Да еще люди подошли с Добрятина и с мужиками тоже плохо. Роем землянки. И лес есть, а инструмента не хватает. Запасов снеди на неделю – что делать?
- Это еще не все ужасы,- заметил я,- на лодьях две сотни переселенцев и с мужиками такая же картина, но специалисты есть. Снедь везем трофейную. Алексей, командуй разгрузку.
Вон твой помощник вокруг своих пушек танцует. Кстати пленных у нас с сотню. Приспособь их к делу, может на что сгодятся. Лошадей подгонят через неделю с сотню. Корма нужны. Из поселенцев назначь старост, что сумеют размерить земли под пашни, под сенокосы, под застройки, определить, сколько живности и какой надо для нормальной крестьянской жизни.
- Михалыч,- растерянно сказал Алешка,- так деньги какие на это нужны. Ведь у этих,- он указал на смердов, - окромя рубахи на теле и нет ничего.
- Вот этого добра, как говна, но помалкивай. Вон те ладьи, что с железом, разгружай в крайний сруб, да охрану из немцев приставь. Да не сейчас, а как стемнеет. И пусть прежние старосты соберутся к полудню у меня .
Алешка постарался и выборные старосты собрались вовремя у шатра. Угрюмые лица, опущенные книзу глаза. Не было в их взглядах ни надежды, одна вселенская русская скорбь. Большинство босиком, прочие в лаптях. Ждали упреков за недоимки.
- Разбиться по деревням. Комендантом города Юхнова назначается Ждан Вторак. Становись справа. Духовным отцом будет отец Федор. Становись слева. Воеводою назначается сотник Кропотов Ждан. Это вон тот, что черемисов гоняет. Что скажете, христиане?
Христиане молчали.
- Значится так. Никакого оброка с вас собираться не будет, как и старых долгов. Все черносошники освобождаются от податей на два года. Восемь верст вдоль реки с этой стороны разбить так, чтобы разместить две сотни дворов. На заготовку леса выделяются пленные. Завтра почти все лодьи уйдут на Ржев, Смоленск, Псков. Ваша задача- определить, сколько скотины нужно на две сотни дворов и какой. Через две седьмицы прибудут семь артелей плотников. Они будут строить для вас избы и хлева. С собой мы привезли инструмент, осенью нужно будет распахать всю пустошь. Про соху забудьте, пахать будем железными плугами. Вот сидит писец –отрок. Сейчас он вас перепишет, как и ваших баб и детей. В зависимости от числа семьи вам будет выдано пособие семенами, мукою, солью,- народ охнул, крестясь.
- Православные,- вступил отец Федор. – Буду я вас окормляти волею князя нашего Черкасского Олега Михайловича. Да только молвит он, чтобы церковь в городище новом народ построил сам по своей совести.
- Дак что это, своя церква у нас будет?- спросил лохматый и нечесаный мужик, сверкая ягодицами в прорехи на портках.- Не сумлевайся, сделаем. Ведь для себя делаем.
- Мы здесь надолго,- закончил я парадную речь,- и сил у нас хватит , дабы оборониться от любого ворога.
- Отец Федор, помоги, а то они меня шугаются.
- Как не бояться. Из них князя живого никто не видел. Для них тиун –царь и бог.