И он понял, что старик этот был Бетховен.
Вышел из WC еще более опьянев. Какие-то длящиеся зовы он слышал внутри себя. Когда он проходил мимо стойки, споткнулся на ровном месте — то ли спьяну, то ли сцена в церкви не отпускала его, то ли неизвестно почему. Но он задел, толкнул в плечо одного, сидящего за стойкой. Перед пострадавшим стоял стопарь водки, только что аппетитно налитой. Часть водки выплеснулась.
Извини, друган, сказал он, сейчас ему было совершенно не до разборок. И пошел себе дальше.
Но тут же почувствовал, как сзади кто-то крепко схватил его за руку.
Он обернулся.
Слушай, я ж сказал, извини, сказал он.
Ах, извини?! — подхватил тот; руку ослабил, но не отпускал.
Он высвободил руку.
Че мне теперь, в присядку перед тобой плясать? Давай я тебе еще водки куплю.
Чего??? — тот не поверил своим ушам. Ты за кого меня держишь, козел? Я сам себе водки купить не могу?
Этот, застоичник, все разогревался и разогревался, распалялся и распалялся.
И он почувствовал, как сам злеет и наливается, и очень быстро, моментально:
Как ты меня назвал? Ты, пидор гнойный! Да я щас тебя…
Тот ринулся на него, но он этого ждал и въехал ему в скулу, по-колхозному дал, по рабоче-крестьянски, как умел. Того чуть не вдавило в стойку, он добавил еще, но плохо, вскользь пришлось. Его товарищ за стойкой было дернулся, но он только вскинул в его сторону руку — стоп-сигнал — и товарищ остался сидеть, где сидел.
А иногда такой ерундой казалась ему вся эта борьба… Воздух, реки, облака, ветра, дожди. Бараньи лбы на берегу залива. И трава, конечно. Трава, трава, трава.
Появились охранники. Двое. В черных костюмах и галстуках — точь-в-точь как его служащие. На выход, сказал один из них; крепко взяли под руку и повели. И смотри ж ты: пострадавший из-за стойки был глуп, пьян — а сразу же смекнул, что охране не стоит сопротивляться. Пошел как миленький. А он стал ни с того ни с сего сопротивляться — и тотчас же получил под ребро. Он бы упал, но охранник вздернул его и дальше уже волок. Пока его доволокли до выхода, он мало-помалу оклемался.
Дверь захлопнулась.
Он мельком рассмотрел обидчивого из-за стойки. Прорезь рта — некая тильда, прорезь серых глаз, бровей как-то не видать, тонкий, кривоватый, хрящеватый нос, на голове жидкий рыжий пух — можно и так облысеть, без лысины, равномерно. Худое, костистое лицо в грубых рытвинах — следах от подростковых угрей. На улице он успокоился.
Пришел и покропил меня молочными каплями.
Ладно, пацан, заявил рыжий ему. Некогда мне тут с тобой. Номер я твой запомнил — увидимся еще. (Не запомнил никакого номера этот тип, он пешком пришел.)
Забыв о рыжем, он вновь позвонил туда, откуда был только что выставлен.
Открыл дверь не швейцар, а охранник, ткнувший его под ребро.
Ну, что еще надо? — спросил охранник.
Мне надо поговорить с вашим администратором. Вот моя визитка.
Охранник посмотрел с сомнением.
Подождите… буркнул он.
Это ничего-с. Мы подождем.
Охранник шире открыл дверь:
Посидите здесь, подождите.
На всякий случай помягчел.
Он сидел у самых дверей, рядом со швейцаром, и вдруг, возликовав, увидел Администратора, сопровождаемого охранником, спускающимся по лестнице справа.
Администратор был одет в белый костюм в мельчайшую серую клетку. Пузо под галстуком уверенно уходило в штаны. В пору его юности такие, как Администратор, заведовали партами, панцирными кроватями, канцелярскими принадлежностями и еще в том же роде. Но сейчас — ну ни за что бы не сказал. Разве что топорная мужланская физиономия как-то выдавала.
Проблемки у нас тут, вижу, — широко, но как-то не очень хорошо разулыбался Администратор, вместо мужского рукопожатия, похлопав его по плечу. Ну, пойдем, поглядим, как там у нас и чего. И они вдвоем сделали первые шаги по лестнице.
Ты тоже иди, голубь, не с усмешкой, а с некоторым чуть намекающим на нее придыханием обратился Администратор к охраннику. С лицом охранника что-то творилось. Чувствовалось, что он крепко влип.
Все втроем зашли в кабинет Администратора; мебель была лакирована так, что отсутствовала потребность в зеркалах. Шли — это они двое, а охранник, скорее, мрачно влачился.
В кабинете никто не сел, все остались стоять. Администратор и охранник стали в профиль к нему. В почти полной тишине, вмиг наступившей после кабацкого гуденья и оранья, зазвучал несколько томный, как будто утомленный собственной значимостью, но уверенный администраторов тенор.