Затем, его внимание привлекли те, кто руководил заводом. Они жили в совершенно иных условиях, чем рабочие: у каждого была просторная квартира, женщины были одеты ярко и не выглядели уставшими, а сами они не работали с утра до вечера, а проверяли выработку, отдавали команды и уезжали. Про себя он называл их "работягами" и "инженерами".
Наблюдая за их жизнью, он видел, как сильно знания и образование отделяли "инженеров" от "работяг", видел, что даже крупицы этих знаний были недоступны для большинства "работяг", и это мотивировало его хвататься за каждую крошку знаний, что он мог получить.
Скоро Стальному должно было исполниться двенадцать лет, и он должен был начать работать наравне со взрослыми, поэтому он стал оставаться в цеху с отцом, усиленно изучая строение станков, инструментов, процессы производства. Поскольку у него было много времени, а сам он был юркий и ловкий, отец стал привлекать его к мелкому ремонту запчастей на заводе, и помогая отцу и его товарищам, он быстро заслужил их уважение, что делало Стального невероятно гордым, где-то глубоко внутри. В какой-то момент он осмелел настолько, что подошел к мастеру цеха и указал, что на третьей линии мотор работает не равномерно, и со слишком сильной вибрацией, что скоро приведет к поломке и предложил свою помощь в ремонте.
Мастер подозвал отца и отвел его угол, где негромко, но довольно твердо начал расспрашивать, откуда его сын знает устройство цеха, и что-то еще. Продолжение диалога и ответа отца он не услышал из-за шума, но мог примерно понять, что его поведение было сильно необычным и привлекло много внимания.
На обратном пути отец был не разговорчив, что было необычно. Он не спрашивал, как прошел день, не рассказывал о забавных событиях, произошедших на работе. На вопрос сильно ли ему влетело, отец помолчал, но затем сказал:
— Не переживай. Не случилось ничего такого, с чем я не мог бы справиться.
А позже, этим же вечером, поговорив с матерью, отец подошел к нему и сказал:
— Завтра вечером мы уедем из города, так что собери все, что тебе нужно, и подготовь заранее, так как в момент, когда мы выдвинемся, у нас не будет времени на сборы.
— Мы уезжаем в другой цех? — спросил он.
— Нет, — ответил отец. — Мы уезжаем в город, там будут книги и там ты пойдешь в школу.
Предвкушение того, что скоро все изменится, ощущение приключения настолько переполняло его. Казалось, что впереди его ждет успех и это делало его счастливым. Посреди унылых, волочащих ноги прохожих, он будто бы воспарил. Его фантазия рисовала их безоблачное будущее среди "инженеров", где их семья, наконец, займет достойное место в мире. Родители же, наоборот, не выглядели слишком счастливыми, но ему было так хорошо, что не обращал на это внимания.
В этот день он не пошел с отцом на работу, а остался помогать матери собирать вещи, и, будучи сильно погружен в это занятие, не особо обратил внимание на тихий, но уверенный стук в дверь, продолжив заниматься своими делами. Мать встала и пошла открывать дверь — отцу не требовалось стучать, так как он имел ключ от двери.
Дальнейшие события прошли в его сознании как будто в тумане: дверь распахнулась, в жилище ворвались двое высоких и крепких мужчин, сходу напавших на мать. Она попыталась сопротивляться, но силы были слишком неравны. Стальной схватил лежащий на полу запор двери и ударил одного из нападавших. Тот упал, и Стальной побежал на помощь матери, но был остановлен сначала подсечкой, от которой упал, а затем ему на голову опустился удар дубинки, от чего он отлетел к стене и потерял сознание.
Через дымку бессознательности он услышал стон и свое имя, что повторяла мать.
— Аттиан! Аттиан, сынок, очнись! Аттиан! Аттиан! — вперемешку со стонами, срывая голос кричала мать. Но сил встать у него не было, а через некоторое время крики прекратились.
Сколько он пролежал, он не понимал. Ужасно болела голова, глаза были залиты то ли кровью, то ли мокрой грязью! С трудом поднявшись, он поковылял в сторону входа, ища мать. Он очень замерз, его бил озноб, что было не удивительно, ведь дверь была сбита с петель и валялась неподалеку, а на улице был холодный октябрь. Хромая, он подошел к двери и, наверное, единственный раз в жизни проклял свое умение замечать детали. Его тренированный взгляд сразу схватил огромную лужу крови, растекшуюся по полу и уже начинавшую застывать. Кого-то тут, судя по всему, убили.
Матери нигде не было, а за дверью пылал пожар, метались люди. Не чувствуя ног, он опустился на колени, и сквозь его привычную выдержку проступил обычный детский страх. Мать или погибла, или пропала, отца нет, возможно, он тоже мертв, а он один, ему одиннадцать лет, и он не умел выживать в одиночку.