— Вот и правильно, лежи, не надо пока вставать, крови ты хоть и мало потерял, — мужчина слегка надавил рукой на грудь Ивана, — стрела не дала много вытечь, но для тебя и это многовато. Сейчас эльфады уйдут из деревни, и мы пойдём ко мне.
«Какая стрела?! Какие эльфады?! Что, бля, происходит?!... Так! Успокоился!! Быстро!!!» Иван знал один способ для быстрого приведения в чувство впечатлительных особ, и, подняв всё ещё плохо слушающуюся руку, дал себе пощёчину. Удар вышел так себе... слабоват... но панику прекратил.
— Ты чего это сам себя лупишь, сынок? — удивлённо спросил мужик, и только сейчас Иван заметил, что ударил он себя не своей родной сорокалетней рукой, а чужой и детской.
— Зашибись... Кажись, я попал... Только вот куда? — удивлённо разглядывая руки, сипло произнёс Оршев. В горле всё пересохло, и слова давались с некоторым трудом. Мужчина снял с пояса фляжку и поднёс к губам Ивана.
— Глотни, здесь вино... Красное... Тебе оно сейчас полезно. - и ответил на, как ему показалось, обращённый к нему вопрос. - А попал ты себе в лицо.
— Спасибо, дед. - поблагодарил Оршев, сделав пару глотков, и серьёзно сказал. - Я знаю, что попал этой рукой в это лицо, но не знаю, куда попал я. Это не моё тело.
Пожилой мужчина пристально посмотрел в глаза Ивану... Очень-очень так пристально, что Оршеву стало не по себе, и он уже пожалел о том, что признался о заселении в чужое тело, хотя и не чувствовал за собой вины.
— Ладно, дома разберёмся, кого это я из-за Кромки вытянул. Идти можешь?
Иван перевел дух:
— Сейчас попробую.
Некромант подал руку:
— Вставай.
Ухватившись за протянутую руку, Оршев начал медленно, осторожно подниматься, но, к его удивлению, ничего не болело, голова не кружилась, ноги не подкашивались. Встав, Иван наконец-то смог увидеть не только траву и небо, но и то, что происходит вокруг. А происходило вокруг что-то явно очень нехорошее — метров в двухстах горела деревня, а из неё неторопливо выезжало около сотни всадников на лошадях. Следом катились две телеги с сидящими в них мальчиками и девочками лет девяти-одиннадцати. За телегой следовал ещё десяток конников. В поле, сбившись в кучу, стояли домашние животные и птицы.
— Млять... Куда я попал?! Что вообще здесь случилось?
— Не знаю, из каких ты времён, но попал ты в не самый лучший период этого мира, — хмуро ответил некромант и уточнил: — Пока не знаю, но надеюсь, ты мне расскажешь. А случились здесь эльфы, приехали за данью, но, видимо, кого-то из них убили, и они уничтожили всех жителей.
— А дети?
— Это и есть дань, им нужны дети именно такого возраста, остальные их не интересуют.
— А...
— Дома поговорим, — оборвал вопросы мужчина. — Пошли. Как, кстати, твоё имя?
— Иван.
— А моё Верш... Пойдём, не будем здесь задерживаться.
ГЛАВА II
Лес на первый взгляд казался обычным, земным, очень похожим на дальневосточную тайгу: та же лиственница, сосна, ель и лимонник. Иван не был великим знатоком всей земной флоры и фауны и не знал досконально все виды таежных растений. Однако эти деревья он смог узнать, потому как родом был с Дальнего Востока. А вот комаров, гнуса и мошки не было — может, не сезон, а может, вообще таких насекомых в этом мире нет, чему Оршев был бы только рад. Штаны чуть ниже колен да просторная рубаха-косоворотка — плохая защита от этих кровососов. А ноги так вообще босые. Шагая вслед за Вершем, Иван не делал даже попытки завести разговор. Хоть от вопросов голову прям распирало, но... «Как там сказал Верш? Все вопросы и ответы дома». Ну дома так дома. Вселенец не знал, о чем думает Верш, но у него самого мысли скакали, как блохи на лысине: «Чёрт, что это было? Что там влетело в мотор? Блиинн, ну чего я туплю-то! Ракета влетела, что ещё может влететь! И я даже догадываюсь, какие падлы её запустили... Бандерлоги ёб###е! Надеюсь, их найдут и перестреляют при задержании. А мне-то что делать сейчас? Млять, вот ведь угораздило-то! Сгореть в родном мире, чтобы попасть хрен знает куда, к каким-то эльфадам... или эльфам? и некромантам!» То, что идущий рядом мужчина является некромантом, не вызывало у Ивана ни отторжения (ведь он его спас), ни восхищения (ведь сам Оршев не юноша-ролевик со взором горящим). А еще Иван не мог не то чтобы поверить в случившееся с ним, а осознать это, принять не разумом, а душой. Разум-то сразу поверил... ещё там, у деревни. Трудно отрицать очевидное — детское тело и запах дыма от пылающих деревянных домов, совсем не похожий на вонь горящего пластика. А ещё: «Я мыслю — значит, я существую!». Эту аксиому какого-то философа он услышал ещё в школе. Мысль о том, что он лежит в больнице в состоянии комы, Иван отмёл сразу — шансов на спасение не было от слова «совсем». Да даже если ему каким-то небывалым чудом и спасли бы жизнь, то жить горелым инвалидом, отравляя уже жизнь своих родных... Нет уж... Лучше смерть... Разум поверил и принял, а вот душа рвалась туда, в тот мир, к жене и дочкам. Шли долго, по ощущениям Ивана, около трёх часов. Доставшееся ему тело было хоть и крепкого сложения, но детским. Оршев понимал, что будь Верш один, то потратил бы на этот путь в два раза меньше времени. За все эти часы Верш так и не произнес ни одного слова. Наконец их путь по лесу закончился на краю большой, площадью в три-четыре гектара, поляны.