Перечень вопросов, по которым Герцль собирался вести переговоры в Санкт-Петербурге, был по принципиальным соображениям составлен предельно коротко и четко. Практически он включал в себя всего три пункта. Во-первых: облегчить положение российских евреев в пределах разумного. Во-вторых: убедить царя усилить нажим на Турцию. В-третьих: создать более благоприятные условия для деятельности сионистского движения в России, включая допуск в страну Еврейского колониального банка.
Последний пункт имел для Герцля ничуть не меньшее значение, чем два предыдущих. Вызванный им к жизни новый (политический) сионизм давно уже стал фактором общественной жизни и в России, успев обзавестись, в частности, четкими оргструктурами. Сеть сионистских кружков с центральным бюро в Киеве накрывала всю Россию, включая даже Сибирь. Помимо членских взносов, которые платил каждый участник таких кружков, проводился постоянный сбор пожертвований; часть собранных сумм расходовалась в России, а остальное перечислялось на счета венского исполкома. Сионистские эмиссары и агитаторы колесили по стране. Что же касается Еврейского колониального банка, расположенного в Лондоне и занятого главным образом скупкой земель в Палестине и денежной помощью иммигрантам, то в России распространялись его акции, причем акции достаточно мелкого номинала, чтобы на них мог подписаться любой подпавший под влияние идей сионизма еврей. Однако, вопреки вышесказанному, ни в одной стране мира сионистам не приходилось сталкиваться с такими ограничениями и запретами, как в России. Полицейские обыски, допросы и лишение вида на жительство являлись широко распространенной практикой. И как раз в то самое время, когда Плеве разрешил Герцлю въезд в Россию, другой царский министр — Витте (он возглавлял Министерство финансов) — запретил распространение акций Еврейского колониального банка. Да и сам Плеве отличился, высказавшись в тайном циркуляре за полный запрет сионизма в России.
Еще недвусмысленнее высказался по еврейскому вопросу в предназначенной “для служебного пользования” докладной чиновник Главного управления цензуры граф Комаровский:
“Еврейский вопрос не должен являться предметом исключительно бюрократического рассмотрения, к нему следует подойти с точки зрения ущерба, наносимого евреями русскому народу. Поэтому было бы полезнее искоренить чуждый и вредный элемент, нежели жертвовать ради него фундаментальными интересами коренного населения.
В противном случае русский народ умоется горькими слезами, когда черта оседлости окажется отменена и еврейство неудержимым и все прибывающим потоком захлестнет грады и веси России и затопит их. В этот день будет совершено тяжкое преступление против всего русского народа”.
Менее благоприятного времени для приезда Герцля, чем август 1903 года, казалось, было невозможно придумать нарочно.
Но Герцля было уже не остановить. Сейчас или никогда — так звучал, должно быть, в эту пору его девиз. Посетив российское консульство в Вене, уплатив восемьдесят пять крон и получив въездную визу, он в сопровождении одного из самых верных соратников из числа руководителей сионистского движения, уроженца Курляндии, доктора философии Кацнельсона со сдержанной уверенностью, однако не без внутреннего напряжения, отправился в путешествие, конечной точкой которого должен был стать Санкт-Петербург. И был рад тому, что в лице Кацнельсона обрел спутника, разбирающегося в российских условиях и способного в критической ситуации поспешить на помощь.