Не успел я амбала уложить на унитаз, как из-за туалетной двери кто-то спросил: «Все в порядке, шеф?» Пришлось в ответ хрипнуть, что-то типа «иди на х… не мешай гадить».
Как я и предполагал, ответ был понят правильно. Видно их руководство, с ними иначе и не разговаривало, то есть дворня была приучена к правильному пониманию устной речи… Шаги удалились.
Вслед удаляющимся шагам, тоскливым журавлиным клином потянулся и я.
Краем глаза поинтересовался, что твориться за пределами нужника?
Ничего там не творилось. Сразу за дверями, подперев мощными плечами блестящие стены, со скучающими рожами стояло трое братьев-славян.
Ребятишки терпеливо ждали, когда их шеф покакает.
Как ни в чем не бывало, прямо у них на глазах, стал в очередь на вылет в Осаку и даже зашел в зону отправления.
Славяне меня, своими заплывшими, мускулистыми глазами, конечно — срисовали.
Поэтому я не стал продолжать играть в разведчика, ради выполнения задания Отчизны — явно идущего на смерть.
Когда «бодигарды» вслед за очередным пытливым следопытом с шумом и гиканьем сгрудились в туалете (предполагаю, начали оказывать своему бугру первую помощь, ну там, водичкой брызгать и отмывать его от крови и собственного дерьма). Я перестроился на марше и скоренько перешел в другой зал, вывернул курточку, одел шапочку и, купив другой билет, пристроился в хвост новой очереди. Когда уже был в новой зоне отлета, увидел решительную беготню по залу аэровокзала, увиденных мною ребят. Судя по их лицам, они очень хотели срочно убить-зарезать того, кто так умело отделал их пахана…
Ищите, робяты, глядишь и обрящете…
ПЕРСОНАЖ ХАОСА Эпизод № 2
Он любил дождь и запах бензина.
Распад, агрессия и вновь правдивая тишина непонятной кривизны света вращающейся по своей орбите. Такое, ни на что кроме грусти, дождя и новогодних снежинок навести не может… А он задумывался. Его постоянно мучил вопрос: для чего люди играют в «морской бой»?
Дельта-Л представлял себе шум бушующего океана, надевал резиновые перчатки, чистил раковину, ванну, унитаз и начинал новую жизнь, с чистого листа на котором проступали буквы:
ГЛАВА 8 Гусаров
Летит металлическая птица, разрезает могучим плечом воздушную гладь… А я внутри угрелся. Сижу тихо — не балую, матерных частушек не пою, хотя очень хочется…
Принесли чуть выпивки, тарарахнул… Пальцы тут же перестали прыгать после незапланированной, противоречащей дипломатическому протоколу встречи в туалетных верхах. Ободренный улыбкой миндалевидной красавицы в обтягивающей униформе стюардессы, ответил своей гримасой и еще добавил из предусмотрительно захваченной из багажа грелки.
Красота. И ничего, что пойло отдает резиной и жженной пробкой, главное внутреннее спокойствие и результат… Глянул в иллюминатор, мама дорогая, оказывается, мы летим вверх ногами. Необычное ощущение, облака с землей неизвестно где, а склоны и вершины гор на уровне самолёта.
Еще глоток… Ага — можно без рогатины сходить на медведя… Потом глоточек… Му-у-у… Ну, воздушные пираты, проклятые террористы… Ик… Нападайте на мирный лайнер. Ужо я, вам… ик… спуску-то не дам…
Под мерное гудение насекомых, или нет… работающих двигателей, славно предаваться объятиям Морфея… Иногда, правда, вскакиваю… Спросонья, таращу глаза на темный салон и томных стюардесс и вновь начинаю дремать, в сладости предвкушения встречи со своей давней мечтой — Тибетом… Осаку поменял на Тибет, пошел на размен, как во время ферзевого гамбита, пытаясь получить преимущество, только перед кем? А, ладно, все это не важно, главное грелка под рукой…
Прикладываюсь к горловине резинового изделия и радуюсь, как она гостеприимно распахивает свои ласковые томные объятия. Обжигающая жидкость, по-свойски пластами укладывается внутри, заодно укладывая и меня. В конце концов, резиновое изделие, в качестве священного амулета, я вешаю на шею. С чем и оста… Хоро… хро… ё-мое…
Приземлились. Общими усилиями экипажа растолкали мое нежное тельце. Объяснили где я. Успокоили тем, что трап к выходу подогнали, прыгать на бетонку не следует, можно спокойно десантироваться. В этом и есть главное преимущество грелки, тебе говорят… по-японски или как-нибудь еще… А ты, как баран томно обозреваешь окружающее пространство и все понимаешь…
Вышел на волю… Глубоко вдохнул воздуха, прислушался… Не тошнит? Нет. Значит дома. Потянулся. Взлохматил шевелюру, где какая была. Начал читать заграничную вывеску… Долго фокусировал взгляд… Прочитал После при помощи мозга переводил прочитанное. Перевод заставило чесать затылок.
Здрасте-пжалуста. Приехали… Тибет оказался Непалом… С ея, столицей? Так написано — странно… Ну… ду… — Катманду…
Ни хрена себе, куда меня замело… Вот что значит, на высоте свыше десяти тысяч метров прикладываться к ложному источнику знаний и хлебать из него, себя не жалея. Книги в полете надо читать, книги…
Ну, что ж, Катманду, так Катманду… Поглядим на чужую манд…(тянет к рифмам, хоть ты тресни).
Что там у нас в обозримом пространстве?
Горы такие же.
Джолмал… Джумалуг… Короче, Эвереста с моей точки не видать. Знакомые и образованные альпинисты, во время войсковой горной подготовке говорили мне, что коли ты, захочешь, эту горушку увидеть, так тебе придется пёхом переть с рюкзачком до горы Кала Патар, это, как не крути высота 5550 метров с отсутствием нормального кислорода. И вот только оттуда, из стратосферы, открывается вид на самую высокую точку планеты Земля. Так, что ещё.
Облака на месте?
А где ж им быть-то.
Работорговли?
Вроде нет.
Бояться внезапной продажи в рабство, какой-нибудь «катмандусе»… ща, посмотрим? Так, а теперь посмотрим здесь за цветным прилавком. Ясно. Вроде, причин нет…
Ехай в гостиницу. Любуйся местной достопримечательностью, тараканами с ладонь шириной, ими же, в случае чего, можно и перекусить. А на жаре мутит… Еще недавно, пролетая… Где ж я летел? Но снег точно видел… А здесь жарко…
Безобразно медленно тянется таможенный контроль.
Ребятишки в форме, суетятся под ногами, душу из меня вынимают… Самый высокий из них (росточком мне подмышку) его для солидности позвали, что-то спрашивает, болбочет…
А я, помятую о том, что у русских собственная гордость, обстоятельно так и достойно, отвечаю и по-украински, и по-русски, и даже по-английски… Ноль… Не берет местную немчуру моя филология.
Надоело им смотреть, как я, вместо словаря-разговорника, все время к грелке прикладываюсь… Стали руками на меня махать, в свистки свистеть и показывать на висящий портрет с мужиком похожим на швейцара у гостиницы, такой же гордый и неприветливый… Пока я не перекрестился, и освященной небесами огненной водой из грелки вокруг себя не побрызгал, не отставали, все в портрет тыкали…