Элитарность ренессансного гуманизма состояла в герметизме и эзотеризме "Гептаплуса" Пико делла Мирандола, в "темных" текстах Фичино и его афоризме "Божественные вещи непозволительно открывать черни", в латинском языке книг, в недостижимых глубинах Данте и Босха.
Но не только! Вспомним ренессансное искусство с его поразительными "вольностями". Языческое изображение человека, напряженность и гармония, свобода толкования "святых образов", пиршественное богатство плоти, мощь и многообразие изобразительных средств...
Но не только! Разве не Возрождение с его жизнеутверждающим индивидуалистическим началом имело в своем итоге Штирнера и Ницше?
Я смотрю на то, справедливо ли это для меня, вне меня нет права.
Если это справедливо для меня, то это справедливо вообще.
И если бы что-нибудь было несправедливо по отношению ко всему
миру, а по отношению ко мне справедливо, то я хотел бы этого, то я не
считался бы с миром. Так делает всякий, кто ценит себя; всякий,
поскольку он - эгоист, ибо власть идет впереди права, - и с "полным
правом".
Позже Бердяев, имея в виду эволюцию "единственного", скажет: "От безграничности и безудержности индивидуализма индивидуальность погибает. Мы видим действительный результат всего гуманистического процесса истории: гуманизм переходит в антигуманизм".
Единственное, что существенно отличает Возрождение от Средневековья, это ницшеанство Ренессанса - передача части прерогатив Бога в руки человека. Фрэнсис Бэкон сформулировал это афоризмом: "Человек - мастер своей судьбы". Суть человеческой природы, считал ренессансный человек Яго, в себялюбии, в получении пользы лишь для себя.
Ведь совесть слово, созданное трусом, чтоб сильных напугать и
остеречь. Кулак нам - совесть, и наше право - меч...
Это - результат Ренессанса. Так кончилась фетишизация личности, как позже - обожествление массы...
Возрождение - это мост: мост между плюрализмом и экстремизмом. Синкретизм здесь еще соседствует с утопическими представлениями, множественность человека с его достоинством. Человек, говорил Петрарка, слишком бренное и слишком высокомерное животное, слишком высоко возводящий постройку на хрупких основаниях. Августин здесь еще соседствовал с Сократом, а не изгонялся из человековедения. Подлинная жизнь моральна, поучали гуманисты, но человек зол... Человек здесь все еще расположен между землей и небом. Дьяволом и Богом.
Ренессанс - культура перехода, мост, связующее звено, прорастание зерен, завершение.
Ренессанс "как таковой" - лишь неповторимая возможность диалога;
все конкретно-определенное в сфере его мысли и творчества, собственно,
неренессансно, будь то христианство, "словесность", платонизм,
герметизм, аверроизм. Все это, взятое в отдельности, принадлежит
прошлому или будущему. Собственная содержательность эпохи негативна,
как Бог у Дионисия Ареопагита и Пико делла Мирандоллы. Ренессансна
только встреча неренессансных культур в индивиде, свободном по
отношению к каждой из них.
Синтезом здесь становится тот самый индивид, в котором культуры
сталкиваются.
Одной идеи терпимости в поисках истины, высказанной Валлой в сочинении "О наслаждении", вполне достаточно, дабы забыть все проявления нетерпимости деятелей кватроченто. Но идея идеей, а была ли эта культура действительно полифоничной? Была! И вот тому свидетельство Бруни:
Ибо хотя я и думаю, что нет доводов, которые опровергли бы меня,
но я жажду быть опровергнутым, дабы смягчить мою душевную муку и
недуг.
Истина, признанная победительницей, всего лишь лучшая, но не единственная. Одного этого довольно, чтобы считать эту культуру великой.
Без открытости и терпимости, без того ощущения неисчерпаемого
плюрализма истины, которое так хорошо и сознательно воплотилось в
пиковском "мире философов", гуманистический диалог как дружеский спор
разных культурных позиций был бы немыслим, во всяком случае в XV в.
Ludum serium сразу превратилось бы в столкновение лбами. Тогда запахло
бы теми кострами, на которых савонароловские "плаксы" сжигали
ренессансные картины и книги, или тем костром, на котором впоследствии
сожгли самого Савонаролу.
Мы связываем ренессансный гуманизм со свободой, но он ближе к суровому аскетизму монашества. Когда Поджо Браччолини описывает Никколо Никколи баденские нравы, это пишет клирик, а не артист. Баденские купальни и красотки для флорентийца - иной мир, иная планета.
Ренессансный гуманизм - головной. К нему восходят все те
абстрактные виды гуманизма, для которых филология важнее
одного-единственного человека, "слезинки ребеночка". Это гуманизм
торжественно-серьезный, полностью поглощенный великими вещами.
Возрождение - "серьезная игра", ритуал, стиль жизни. Дух Ренессанса очень далек от легкомыслия, говорил Хейзинга. - Жизненная игра в подражание античности велась со священной серьезностью.
Гуманизм мифологичен, но за его сценой прячется живая жизнь. Такова Венера Боттичелли: сакральность и природность, божественность и женственность, небо и плоть. Постепенно миф и игровая культура отступят под напором цивилизации, но XIV-XV века - игра, игра детей, повзрослевших детей. Ренессанс - конец детства.
Ренессанс и эстетизм - синонимы. Гуманизм - ранний эстетизм. Ритуалы общения, жизненные установки, образ жизни - это ранние отзвуки Шопенгауэра или Уайльда, в наивном или высокопарном варианте.
Вообще же Ренессанс эклектичен. Он взял гораздо больше, чем дал. Возможно, это самая непроизводительная из культур.
Ренессанс в такой же мере позднее Средневековье, в какой - раннее Просвещение; в этом его плюсы и его минусы.
Раннее христианство, гностики, мистики, отцы церкви возвышали истину души, деятели Возрождения - внешние истины. Типичным выразителем эпохи являлся Марсилио Фичино, в котором бедность осознанных идей компенсируется богатством творческой фантазии. Ренессансный гуманизм - конец искренности и начало лжи.
Мы полагаем, что мышление однородно, то есть однотипно, то есть конформно. Но мышление дифференцировано, иерархично, персонально. Каждая эпоха имеет свою парадигму, свой тип мышления, свое видение мира, свое содержание. Античное мышление мифологично, ренессансное - эстетично и филологично. Мышление подвижно, текуче, изменчиво. Как в воду, в него нельзя ступить дважды. Мы уже никогда не сможем мыслить, как Сократ. В этом ценность, богатство и многообразие мышления. Сумма культур - сумма мышлений.
Понять Ренессанс - значит понять его мышление: стиль, структуру, содержание, язык - не то, что думали гуманисты, но - как. Самое трудное в понимании иных культур - постижение образа мышления.
Они бранили средневековых философов, особенно схоластических
"реалистов". Но так как они сами ставили знание слов выше знания
вещей, то вся их философия не поднималась выше словесности,
вербализма, который представлял не более, как вырождение
схоластического номинализма, но схоластики были, по крайней мере,
строго логичны, а гуманисты "перескакивали Von Buch zu Buch, von Blatt
zu Blatt".
Разве не гуманисты отбросили живой язык ради мертвого языка древности? Разве не они снисходительно относились к величайшему перлу культуры, "Божественной Комедии"?
Возрождение - это возрождение античной aviditas litterarum, жажды и жадности словесности, stupor et extasis scientiae, восторженной поглощенности наукой, интеллектуальной неистовости. Стиль был важнее нравов, слово шло впереди мысли. Отсюда - средневековые ссоры из-за слов и толкований. Эпоха языка и памяти... Слово, риторика, красноречие давали все - вплоть до папского престола. Это было не столько производство знания, сколько его поглощение. Гуманисты очень много брали и не очень щедро отдавали. Они действительно возрождали, а не рождали. Они много учились, ценили время, были усердны и жаждали мудрости, но во всем этом и за всем этим скрывалась тень монастыря.