— Нет! — вскрикнул Исайя.
И попытался поймать хоть горстку, но они унеслись слишком высоко и вскоре растворились в темноте. Исайя замер. Ничком упал на землю. Медленно перекатился на спину. Закрыл глаза. Вдруг показалось, что с неба на него льется ласковый дождик, дрожит росой на кончиках пальцев. Снова открыв глаза, он сказал себе: «Я дурак». Дыхание его стало выравниваться, и постепенно он успокоился.
Но ведь он прикасался к лицу Самуэля, значит, это был не сон? Он ощущал его дыхание, влагу на коже, смотрел ему в глаза и видел в них девственную землю. Это ведь было по-настоящему. Верно? Исайя глянул себе на грудь. Отметина никуда не исчезла. И все же люди ведь не превращаются в светлячков? Он видел глаза на дне реки, видел в свете пламени собственное лицо. Выходит, он мертв? Мертв, как и Самуэль?
Сердце Исайи разлетелось на куски. И чем больше рассыпалось кругом осколков, тем сложнее ему становилось двигаться. Встать он уже не мог, да и не хотел. Уж лучше сидеть здесь и ждать, когда за ним явится Пол. Пускай наказывает за побег как хочет, он все примет. Захочет содрать с него кожу и натянуть на себя — что ж, так тому и быть. Исайя с места не сдвинется, так и будет сидеть здесь, всхлипывая и уткнувшись лицом в ладони.
И вдруг кто-то шепотом позвал его по имени.
Исайя огляделся и увидел чуть севернее крошечную оранжевую искорку.
— Ты здесь?
Он вскочил и бросился к ней, не останавливаясь, не оглядываясь. Может, это последний осколок Самуэля задержался, чтобы увести его за собой? Исайя, задыхаясь, бежал вперед, пытаясь дотянуться руками до огонька. Тот уводил его все дальше и дальше в лес. Исайя споткнулся о кривой корень, упал, снова вскочил на ноги и прислонился к стволу пекана, плоды на котором еще не поспели. А огонек, будто крошечная мерцающая звездочка, все так же реял впереди и шепотом окликал его. И снова Исайя рванулся к нему, позволяя увлечь себя за собой и увести к истокам.
Он перепрыгивал с одной кочки на другую — кажется, земля здесь когда-то выгорела и еще не до конца восстановилась. Впрочем, в темноте определить было трудно. Несколько раз он падал, царапал ноги об острые камни, но каждый раз поднимался и продолжал бежать вперед, пока наконец отметина на груди не запылала огнем, умоляя его передохнуть. В кромешной тьме Исайя упал на локти и колени. Оглянулся назад, и вдруг ему показалось, что мир захлопнулся у него за спиной и обратной дороги нет. Осталась только парившая в воздухе искорка света, последний осколок Самуэля, в котором теплился рассвет.
Из темноты донесся какой-то звук — не то рычание, не то шипение. Исайе вдруг подумалось: как обидно будет, если его убьет пума или медянка. Ведь он выжил в лапах куда более опасных хищников, и рубцы на спине тому доказательство. К тому же кое-что и так успело вонзить в него свои зубы — одиночество. Нет больше Самуэля. Нет Мэгги. Нет Эсси. Нет Сары. Нет Пуа. Нет Тетушки Би. Ужас какой! Ему бы сейчас даже Амос сгодился, тем более что где-то он все еще прятал настоящее имя Исайи.
Какая же страшная штука одиночество. Настигает, когда не ждешь, поначалу покалывает, а потом больно жжет, вот прямо как отметина у Исайи на груди. Ожог все расползался, делаясь похожим на пальцы, готовые в любой момент сжаться в кулак или сомкнуться вокруг горла. Исайя понимал, что со временем ему будет становиться только больнее. И что боль эта теперь навсегда останется с ним, живым или мертвым. Такова уж участь мягких людей — страдать от всего на свете, кроме тишины, потому что с губ их постоянно срываются рыдания. Наверное, Самуэль был прав, когда честил последними словами сердце, не способное защитить себя от трещин. Как жаль.
Теперь оставалось только ждать. И последние минуты Исайя решил посвятить памяти Самуэля, попытавшись все же стать камнем. Ему недолго осталось. Нужно только получить благословение, хотя тут и нет никого, кто мог бы его благословить. Он встретит ее лицом к лицу, так же как наверняка встретил Самуэль — с открытыми глазами. Черневшая впереди тьма определенно двигалась. Извивалась и билась, словно черное как ночь существо с семью щупальцами, в которых были зажаты посохи. До Исайи донеслись голоса, больше похожие на грохот камней. Выбора нет. Он потянулся сквозь влажный воздух, и что-то коснулось его дрожащих пальцев. Исайя отшатнулся, но затем, в наступившей тишине, снова вытянул руку. Он не знал, что это, но на ощупь оно было гладкое, шелковистое, знакомое. И Исайя нырнул в него, погружая руки все глубже и глубже.
— Это ты, Самуэль?
И вдруг что-то приласкало его. Не просто приласкало — кольцами обвилось вокруг руки и потянуло за собой. И тогда Исайя выкрикнул слово, которое раньше никак не мог произнести.