Но самое страшное, что все это повторялось снова и снова, пока не изменилась она сама. Пока не начала против собственной воли получать удовольствие от привычного порядка вещей. Лукавая улыбка. Льстивые слова. Толчок. Удар об пол. Ритмичные движения. Последнее содрогание. Шлепок. Пинок. Оплеуха. Как всегда, позабытое «Спасибо, спокойной ночи». И вот настал день, когда она, к собственному изумлению, сделалась тем, что из нее так настойчиво лепили. Вода обтесала камни. Она и оглянуться не успела, как из скалы превратилась в растреклятую реку.
Но между скалой и рекой еще оставался промежуток. И в промежутке этом помещалась личность. Бьюла была скалой. Тетушка Би — рекой. А между ними лежала земля, местами плодородная, местами иссохшая. И пускай другие осуждают ее за то, что она первая пала так низко. Да, она стала первой, пожертвовала собой, чтобы другим было не так больно падать.
К тому же она ведь не по собственной воле сюда спустилась. Не ступала осторожно по склону, боясь поскользнуться на гладких камнях и обледенелых выступах. Нет уж, ее столкнули. Так не все ли равно, со слезами она грохнулась в пропасть или с улыбкой на губах? Могли бы в любом случае посочувствовать.
Тем более вы только поглядите, во что она тут, на дне, превратилась — в последний приют всех мужиков. Стала для них кухней, ночлежкой и уборной, рожала им детей, к которым они не питали никаких чувств, и подбирала чужих ребятишек, чтобы заменить тех, которых отняли у нее по прихоти или по расчету.
Вот она и решилась облегчить жизнь Эсси. Конечно, та все равно упадет, но хоть не так скоро. А женщинам нужно заботиться друг о друге — тем более когда отказ грозит смертью. Да-да, она приняла Амоса с распростертыми руками (и ногами), разрешила ему не только смеяться, молоть языком, тереться, долбиться, колотиться и забывать сказать «прощай» или «сладких снов», но делать это снова и снова, пока все происходящее не стало походить на какой-то священный ритуал.
Впрочем, сама она исповедовала другую религию. «Гляди-ка, Мэгги, видишь, как ты ошибалась? Если мальчишек с пеленок правильно воспитать, они поганцами не вырастут. Не станут, едва завидя женщину, сразу же пытаться ее поработить, но оставят ее в покое. Не жалей ласки, и позже, когда они повзрослеют и начнут общаться с другими мужиками — из тех, что желают только нападать и отбирать, а не „быть, как бабы“, — они поймут, что так поступать нельзя. Им даже смотреть на такое будет противно».
Тетушка Би (в отличие от Бьюлы) обожала всех детишек мужского пола — особенно тех, кто посветлее кожей. А девочек — особенно тех, кто потемнее, — либо подчиняла своей воле, либо бросала на произвол судьбы (в чем Бьюла не уставала ее упрекать). Женщинам нужно заботиться друг о друге, это верно. Но эксперимент превыше всего. Нельзя, чтобы на ход его повлияла женщина, неважно, старая или молодая.
Пуа она взяла к себе после того, как продали ее родителей. Девчонка еще даже ходить не умела и питалась одним лишь материнским молоком. Но Тетушка Би на молоко скупилась, все больше подсовывала ей хлеб и кусочки свинины, которых, как она знала, малышка переварить пока не могла. Ночами девочка истошно орала, мучаясь коликами, Тетушка Би же и близко к ней не подходила, считая, что та сама виновата в своих бедах. Так она и кричала, пока не сорвет голос, а после лишь тоненько подвывала. Просто удивительно, что не онемела окончательно.
Девочка была слишком мала, чтобы есть взрослую пищу и вызывать у Тетушки Би такую ненависть, однако оба этих бесполезных, но упрямых свойства из крошечного тельца было ничем не вытравить.