Красавчик Элева сидел на искусно расшитом ковре. По левую руку от Элевы восседала его мать, Даши, по правую — отец, Такумбо. С первого взгляда, разглядев в украшавшем ковер узоре вскинутые вверх копья, можно было подумать, что выткана там батальная сцена. Однако же, приглядевшись, человек понимал, что острия всех копий направлены влево — что символизирует защиту и почитание. За спинами копьеносцев виднелось огромное оранжевое солнце. Оно не вставало, но опускалось за горизонт. Вот что стражники охраняли, вот чему поклонялись. Элева опустил глаза и погладил ковер, надеясь, что копьеносцы передадут ему часть своей силы, подготовят к ответственности, которая вскоре ляжет на них с Козии.
Такумбо сказал, им от рождения суждено было стать стражами. Вся деревня знала это с того дня, когда они с Козии, едва научившись ходить, впервые повстречались. Они сразу же прикипели друг к другу, стали неразлучны, словно черепаха со своим панцирем. Заставить их оторваться друг от друга можно было только силой, и сама природа не одобряла этого. Их встреча была предрешена, ведь последние доблестные стражи врат пали еще несколько сезонов назад. И с тех пор во всей деревне некому было охранять врата — ни те, громадные, что встречали странников, ни другие, что отделяли этот мир от невидимого, в котором бесконечно пели, танцевали и пили пальмовое вино прародители.
Элева посмотрел на отца. Тот, несмотря на стоявшие в глазах слезы, улыбнулся и сказал:
— Мы гордимся тобой.
Даши погладила сына по руке и заправила ему за ухо выбившуюся из прически косичку. Потом послюнила палец и подправила проведенную на подбородке черту. Такумбо оглядел жезл, обернулся к Даши и кивнул. Даши чуть отклонилась и окинула Элеву взглядом с ног до головы.
— Ну вот, — сказала она, — теперь ты готов.
Элева поднялся и помог встать родителям. Все трое выпрямились во весь рост, крепкие, как молодые деревья. Козии двинулся к ним сквозь собравшуюся толпу. Следом за ним шли семь тетушек Элевы, а замыкали шествие родственники самого Козии. Как только они поравнялись с Элевой и его родителями, вперед вышла Семьюла с полым жезлом в одной руке и посохом в другой. Встав перед толпой, она вскинула посох вверх и завыла. Толпа заревела в ответ, и церемония началась.
Элева и Козии в танце двинулись навстречу друг другу, народ, отступив, окружил их. Парни вскинули жезлы, и те, набитые сушеными бобами, забренчали, как гремучие змеи. Собравшиеся принялись хлопать в ладоши, задавая ритм. Элева улыбнулся. Козии прикусил нижнюю губу. Они закружили друг возле друга. Элева, разрыв землю пальцами ноги, осыпал ею Козии. Тот топнул, осыпая его землей в ответ. Наконец они подошли друг к другу вплотную.
Опустили на землю гремящие жезлы, положив их параллельно друг другу. Козии рванул Элеву на себя, и они сцепились. Толпа пришла в восторг и захлопала быстрее. Сначала сверху оказался Козии, затем Элева. Так они и катались по земле, и ни один не мог одержать верх. Но стоило им разъяриться до предела, как хлопки стихли. Козии и Элева поднялись на ноги. Вымазанные землей, они стали похожи на небожителей, на силуэты, вырезанные из самой тьмы. Отдуваясь, они повернулись друг к другу и расхохотались. И вся деревня засмеялась вместе с ними.
Семьюла снова выступила вперед — на этот раз с толстой веревкой в руке. Приблизившись к молодым, она остановилась возле лежащих на земле жезлов и там же оставила свой посох.
— Дайте мне руки, — звучно приказала она.
Козии протянул правую руку, Элева — левую. Вскинув веревку высоко вверх, Семьюла продемонстрировала ее собравшимся. Многие закивали. Даши и Такумбо прильнули друг к другу.
— Чтобы ничто не могло вас разъединить, — объявила Семьюла, обмотала веревкой запястья молодых и накрепко ее завязала.
Затем отступила и положила свой жезл на землю параллельно остальным.
— Давайте! — Она махнула морщинистой рукой.
Элева и Козии вдохнули поглубже и вместе перемахнули через все четыре палки. Толпа разразилась воем. А парни, сияя, обернулись друг к другу и обнялись, не желая разлучаться ни в этой жизни, ни в той, что ждет их после.
Царь Акуза вскинула вверх кулак, и позади толпы забили в барабаны. Народ расступился, давая дорогу Козии и Элеве. Те, пританцовывая, двинулись по проходу. За ними потянулась родня, следом присоединилась царь Акуза, и вот уже вся деревня бросилась в пляс. И все танцевали, пока не сбились с ног и не взмокли от пота. А потом направились к царской хижине.
Не к добру это — держать незваных гостей под стражей, когда в деревне праздник. И царь Акуза решила, что, если они позовут странников разделить с ними радость, ничего дурного не случится. Пускай прародители увидят, как щедр ее народ, и возрадуются. Мудрость гласит, что грозный нрав всегда должна смягчать доброта. Недальновидный царь — позор для племени, и она таким быть не желает.