— Мама, ступай лучше в дом. Вот-вот стемнеет, Мэгги подаст нам чаю с печеньем. Я скоро к тебе приду.
Рут улыбнулась, словно говоря — так уж и быть, сделаю вид, будто не замечаю твоих попыток от меня отделаться. Похлопав сына по плечу, она неторопливо переступила через порог и пошла в кухню. Мэгги поспешила за ней.
— Приношу извинения за свою мать, — вздохнул Тимоти, обернувшись к Исайе, который так и стоял, потупившись и не шевелясь.
— Не след вам, — отозвался Исайя, не поднимая головы.
Тимоти спустился по ступеням, подошел к нему и пальцем приподнял его голову за подбородок. Исайя все отводил глаза, но Тимоти двигался вслед за его взглядом, пока тот, сдавшись, не посмотрел ему в лицо.
— Не нужно меня бояться, Исайя. Я не таков, как моя родня.
Исайя глубоко вдохнул, задержал дыхание, затем медленно беззвучно выдохнул и почесал в затылке.
— Так вот. Я вызвал тебя не просто так, — продолжал Тимоти. — У меня есть несколько вопросов.
Исайя молчал.
— Как зовут того негра, с которым вы вместе работаете?
Исайя вцепился пальцами в собственное бедро.
— Самуэль, сэр.
— Вы братья?
— Нет, сэр.
— Мне бы хотелось с ним познакомиться. Отведешь меня?
Исайя шел очень медленно, и Тимоти постоянно приходилось забегать вперед, чтобы поторопить его. Хлев стоял распахнутый настежь, видно было, как внутри, в свете лампы, скачет по стенам тень Самуэля.
Самуэль тоже был среди негров, которых Тимоти в тот день выстроил на берегу, внимательно осмотрел и, поразмыслив, отверг. Все они, забыв о стыдливости, плескались в реке. День стоял выходной, а значит, рабы могли проводить время, как заблагорассудится. Конечно, без разрешения хозяина с плантации было не уйти, а выдавались такие разрешения крайне редко. Зато всем позволялось побыть с семьей, порыбачить, пожарить орехи на костре, сходить на поляну и вознести молитвы Господу. Или выкупаться.
В то утро все рабы купались вместе. Должно быть, многим хотелось отправиться на встречу с Амосом чистыми. Хотя толку от этого было не много — все равно снова выпачкаешься, усевшись на земле, гнилом бревне или замшелом камне. А солнце тем временем проберется сквозь густую листву, чтобы осветить Амоса во всей его красе.
Тимоти эти их собрания казались сущим абсурдом. И чего ради рабы садятся в кружок под деревьями и слушают бессмысленные разглагольствования? Безусловно, некоторые из них славные негры, возможно, их даже стоило бы освободить или отправить туда, откуда их вывезли. Но бога ради, не окажутся же они на небесах бок о бок с настоящими христианами. Самое большее, на что они могут надеяться, — это найти в загробной жизни убежище и вдосталь еды, чтобы хватило сил трудиться до скончания времен.
Он помешал им купаться, но считал, что негры не будут на него в обиде — вон как обрадовались, что к ним подошел именно он, а не его отец или Джеймс. Все послушно выстроились в шеренгу. Но теперь Тимоти вспомнил, что один из рабов явно был недоволен происходящим — Самуэль.
Услышав, что кто-то идет по тропинке от Большого Дома, Самуэль встал, поднял повыше светильник и увидел, что к хлеву подходят Тимоти и Исайя. Нахмурившись, он посмотрел в потемневшее небо. Затем ссутулился и опустил голову.
Тимоти помедлил, дожидаясь, пока Исайя распахнет перед ним калитку. Он бы и сам через нее перемахнул, только очень уж устал. Наконец он ступил за ограду и тут же вляпался в конский навоз.
— Господи Иисусе, — охнул он. — Фу, пакость… Исайя, я думал, вы здесь… Черт, помоги-ка мне.
Тимоти указал на ботинок, и Исайя, упав на колени, расстегнул его. Он потянул башмак на себя, но тот не поддался. Подошел Самуэль, поставил лампу и тоже стал помогать. Взявшись за ботинок в четыре руки, они дернули изо всех сил. Ботинок слетел, и все трое шлепнулись на землю.
— Боже праведный, — рассмеялся Тимоти.
Исайя вскочил и, оставив башмак на земле, побежал принести воды. Тимоти поднялся и отряхнул одежду. А затем оглянулся на Самуэля, который бессмысленно таращился в пространство в свете лампы.
— Добрый вечер, Самуэль, — поздоровался Тимоти, и тот вздрогнул, словно его разбудили. — Ты знаешь, кто я?
— Да, сэр, — подтвердил Самуэль.
— Ну и? — не отставал Тимоти.
— Вы масса Тимоти, сэр, — ответил Самуэль и добавил: — Снова дома, масса, радость-то какая.
— Что ж, спасибо, Самуэль. — Тимоти выпрямился, лицо его просветлело. — Хотел бы и я радоваться, что вернулся. Однако, как бы холодно на севере ни было, я по нему скучаю. Увы, теперь я здесь.
Повисло молчание. Вернулся Исайя с ведром воды, они с Самуэлем опустились на колени и вместе занялись ботинком. Временами Самуэль украдкой поглядывал вверх. Тимоти наблюдал, как они работают — слаженно, словно части единого механизма: руки движутся, локти гнутся, а пальцы плещутся в воде и, цепляясь за обод ведра, изредка быстро соприкасаются, будто парни переговариваются на только им одним известном языке. Тимоти еще не доводилось такого видеть: эти двое были фактически единым целым, движения одного казались естественным продолжением движений другого, они словно колыхались под неслышную музыку, как морские волны. Впервые с тех пор, как вернулся домой, Тимоти ощутил себя незваным гостем. Не то чтобы это его покоробило, но от молчания становилось не по себе.