Это в последний раз, в последний, убеждал себя он. Вот что всю ночь трещало у него в голове. Рот его провалился, превратившись в ущелье, которое он надеялся никогда больше не увидеть. Перед глазами все поплыло. Но Амос взял себя в руки. Вытер ладонями лицо и, к собственному удивлению, выдержал вес неба, навалившегося на него всеми своими облаками. Там, среди них, он заметил что-то черное, ждущее его, готовое, если придется, поднять меч и вступить в бой.
Мэгги выставила вперед руку, почти веря, что одним лишь этим жестом сумеет остановить Амоса. Забыла на миг, как силен Бог Пола. А ведь она все же стояла на его земле, земле, которую он захватил, победив других богов, обитавших тут раньше и считавших эту территорию священной. Мэгги в толк не могла взять, как такое возможно. Как могли старые боги, так похожие на богов ее народа, боги, которых подпитывала сама земля, уступить перед новой, менее мудрой силой? И что может она, увезенная с родины, разлученная со своим народом, ей противопоставить?
Чего она не понимала, так это, как Амосу удалось заслужить расположение этого бога. Господа, который, вооружив свой народ ледяными взглядами и пушками, научив строить корабли, способные выжить в бурных серых водах, и вручив переплетенные в кожу указания, повел его к изобилию. А под изобилием они понимали всё: не только землю, но и деревья, животных, голоса и детей. К таким, как Мэгги, этот бог никогда не выказывал ничего, кроме презрения. А вот поди ж ты, Амоса он так обласкал, что тот на руку ее, которую и голоса, и тени поддерживали, даже внимания не обратил.
— Не переступай через кости! — выкрикнула Мэгги, не заботясь о том, кто еще может ее услышать.
Но Амос не остановился. Мэгги изумленно раскрыла рот, отступила на несколько шагов, быстро подобрала палку, начертила на земле круг с крестом посередине и смачно плюнула. Амос прошествовал прямо по рисунку. Ошеломленная, Мэгги отступила еще дальше и нашарила в кармане фартука мешочек с каменной солью. Она бросила его Амосу под ноги, и тот наконец остановился.
— Переступишь через него, и уже никто из нас не сможет помешать тому, что случится, — сказала Мэгги.
— Надо было мне догадаться, что ты черной тучей встанешь на моем горизонте, — невозмутимо произнес Амос. — Зря ты так, Мэг. Я против тебя ничего не имею.
— А я имею — против того, что ты задумал. — Мэгги уперла руки в боки.
— Я был терпелив. Я старался…
— Терпелив? Брось ихними словами изъясняться, говори нашими.
Амос замахал рукой перед лицом — то ли от мухи отмахивался, то ли от упреков Мэгги. Та же, стоило ему успокоиться, смерила его взглядом с ног до головы.
— Прежде ты таким не был. Видала я, как нежно ты обращался с Эсси, хоть и мужик, все боялся ей чем повредить. А нынче, — Мэгги покачала головой, — от тебя таким холодом веет, что зубы сводит. Гляжу я, глаза-то у тебя синеть начали. Синеть, слышишь меня?
— А как же твой круг Мэгги? Нешто тебе не жалко будет, если его разрушат?
«Нет, Тетушка Би не могла ему сказать! Это все только между нами! Таковы правила. Ох уж эта девка!» Ну да ничего. Мэгги и сама кое о чем знала.
— Ведал ты или нет? — спросила его Мэгги про темный сгусток, роем букашек зависший над головой Амоса. — На спину опрокинулся или ничком упал?
Амос не ответил, но его молчание сказало Мэгги все, что она хотела узнать.
— И все равно их послушал? А не должен бы.
Амос вздохнул, обернулся, бросил взгляд на иву, на хлопковое поле, на лес и окруженную деревьями поляну. Мэгги понимала, что он делает, — набирается смелости, чтобы переступить через соль. Бог его отлично знал, как больно она жалила. Протянув руку, она коснулась его плеча и вдруг услышала что-то. Голос, голос Амоса. Только он не вырывался изо рта, а словно звучал сам по себе — доносился с неба, с самих облаков. И вот что произошло, когда небесный Амос заговорил.
Сердца застучали, замерли и снова забились. Послышались резкие вдохи и долгие влажные выдохи. Люди молниеносно повскакали со своих мест и закричали громче, чем когда-либо в жизни. Задрали головы к небесам и закрыли глаза. Одни пошатнулись, другие завыли. Но все это было не более чем отсрочкой. Последним — и оттого бесценным — мгновением до.
Мэгги отдернула руку. И вновь обернувшись к ней, Амос заметил, что ее трясет от ярости.
— Ты поняла? — спросил он. — Поняла?
Тогда она ударила его. Прямо по лицу. Ударила так сильно, что с губ его сорвалась слюна. Мэгги проследила, куда упали капли, и порадовалась, что от них будет польза. Ее вздернутый подбородок дал Амосу понять: что бы там она ни увидела — или, вернее, ни услышала — все эти выходки облаков значат для нее меньше, чем то, что она видит тут, на земле. Она ему еще покажет.