Мэгги обернулась, они с Эсси обменялись взглядами.
— Да, сэр, — сказала Эсси и пошла прочь, держа брюки на вытянутых руках.
Вскоре вернулась Мэгги.
— Вот, сэр, — сказала она, ставя на землю плошку и светильник.
Пол подал ей тряпку, она намочила ее в теплой воде и протянула обратно. Он же посмотрел на нее, сдвинув брови.
— Неужто вы хотите…
Пол встал и развернулся к Мэгги задом.
— Почисть меня.
Он придержал гениталии, Мэгги же принялась вытирать его, словно ребенка, вымыла зад, стерла поблескивающую в свете лампы грязную струйку с ноги. Закончив, она бросила тряпку в плошку и протянула Полу брюки.
— А где подтяжки? — спросил он, натянув штаны и обнаружив, что в талии они слишком свободны и так и норовят сползти.
— Масса, сдается мне, вы их Эсси отдали, велели постирать.
— Проклятие! — выругался Пол. — Шевелись. — Он отпихнул Мэгги в сторону и пошел к дому, придерживая брюки за пояс.
Хотелось обвинить во всем их. Потому Пол и вызвал их в кухню, а сам принялся ходить взад-вперед, поглядывая на женщин так, словно это они дали неточные указания. Нужно будет съездить к доктору, пусть даст ему что-нибудь от живота — успокоительный чай или целебную мазь. С прошлого раза уже ничего не осталось. Пол обернулся к Мэгги и Эсси. Те стояли, склонив головы и держась за руки.
— Прекратите, — рявкнул он и кивнул на их руки. Руки разжались. — Так бы и выпорол вас, — выплюнул он, продолжая метаться из угла в угол. И окинул их взглядом — обе черные, в одинаковых белых платьях. Только одна повыше и покрепче той, другой, чье тело ему неплохо знакомо. — Мэгги, никакого больше клюквенного соуса на ужин, — наконец сказал он. — А может, все дело в той проклятой зелени. Ты ее переперчила…
Мэгги кивнула.
— Да, масса, — сказала она, покосилась на Эсси и снова опустила глаза. — Ох, масса, жалость-то какая. Ваш ботинок… — Она указала на его ногу.
На носке черного башмака виднелась коричневая клякса.
— Позвольте мне, сэр. Уж я их вам начищу, — сказала Эсси и опустилась на колени. Мэгги тоже.
Пол оперся о стену, они же расстегнули ботинки и стащили их с его ног. Три стоявших на полу светильника освещали всю сцену теплым светом. Полу нравилось смотреть, как Мэгги и Эсси ползают перед ним. Но вот что странно: на коленях стояли они, но на одно мгновение ему показалось, будто это они возвышаются над ним.
А на коленях — он.
— Да, кузен. Мне и правда надо выпить, — ответил Пол Джеймсу в тот день.
Оставив младших надсмотрщиков разбираться с тюками, они обошли хлев и оседлали лошадей, которых подвел к ним тот черномазый, что отлично исполнял все обязанности, за исключением одной. Ровно минуту назад другой черномазый предложил решить эту проблему с помощью Иисуса. Предположить, что Иисус станет печься о столь низких и незначительных созданиях, было так нелепо, что даже Джеймс расхохотался. И все же Пол призадумался.
Они поскакали по высохшей от жары тропинке. Со всех сторон доносились вечерние песни птиц и стрекот цикад, считавших, что сумерки по праву принадлежат им. «Вот для чего нужны заросли, — думал Пол. — Чтобы укрывать и отгораживать». Они — живые рубежи между самим человеком и всем, что Яхве даровал ему для изучения. Пересекать их рискованно и для тех, кто внутри, и для тех, кто снаружи, однако человек лучше всех остальных созданий освоил искусство выживания.
Было на удивление прохладно, и Полу нравилось, что кузен едет с ним бок о бок. Ему даже казалось, что в сгущавшихся сумерках и медовом свете лампы в лице его заметнее становятся фамильные черты. Говорили, что мать и тетка Пола были похожи как две капли воды. И в этот час, когда все сущее зависло между светом и тьмой, Пол вдруг заметил, что Джеймс унаследовал от матери больше, чем он сам. Правда, лоб у него низкий, но в остальном он очень похож на Маргарет, а значит, и на Элизабет. Вот почему в свое время он так легко поверил в рассказанную Джеймсом историю. Должно быть, подсознательно почувствовал, что они родня. К счастью, чутье его не подвело и не позволило прогнать прочь свою плоть и кровь. Это было бы тем более обидно, что все прочие узы, что связывали его с людьми помимо семьи, были разорваны.
Было время, когда он думал, что и семейный круг ждет та же участь. Поначалу дети в утробе Рут не задерживались. Должно быть, она просто была слишком молода. Вскоре она все же подарила ему сына с необычными волосами и цепкими глазами, увидеть которого съехался весь город. Люди завистливо перешептывались, когда Пол рассказывал им, что в отличие от других младенцев Тимоти родился на свет вовсе не красным и сморщенным. Нет, он явился в этот мир подобно Христу. Над головой его горел нимб, а васильковые глаза, казалось, заглянули прямо в душу всем, кто помогал ему пройти через родовые пути. Он сразу же закричал, да так сильно и громко, что Пол и Рут засмеялись. Они-то знали, что те, кто появлялся на свет до него, лишь тихонько подвывали и вскоре — о, слишком скоро! — обращались в прах.