Наконец они въехали в центр Виксберга. Кругом полно было женщин в пышных юбках и мужчин в широкополых шляпах, они торопливо шагали по улицам, разъезжали в повозках и верхом. Владельцы лавок — портной, мясник, аптекарь и галантерейщик — прощались у витрин с посетителями, собираясь закрываться на ночь.
Пол с Джеймсом подъехали к салуну. У входа стоял джентльмен, который, в отличие от продавцов одежды, мяса, лекарств и шляп, только начинал зазывать клиентов в открывающееся заведение. Попрощается он с ними, лишь когда утреннее солнце позолотит верхушки растущих к востоку от здания деревьев. Пол и Джеймс спешились, привязали лошадей и направились к салуну, на ходу здороваясь со знакомыми. Войдя внутрь, они двинулись сквозь толпу, то и дело кому-нибудь кивая, и заняли один из дальних столиков. Подошла официантка в длинном черном платье и белом фартуке. Джеймс, улыбнувшись, заказал темный эль, а Пол — виски. Потом они помолчали, впитывая царившее в салуне оживление. Вернулась девушка и поставила перед Джеймсом кружку, а перед Полом низкий стакан.
— Так что, дашь ему то, о чем он просил? Я про того черномазого, — спросил Джеймс, пригубив свой эль.
Пол понюхал виски. Запах приятный, лишь капельку сладковат. Он поставил стакан обратно на стол.
— Сам знаешь, весь вопрос в том, может ли черномазый быть пастырем, — ответил он.
— Или паствой, — добавил Джеймс.
— Нет, здесь все ясно, — возразил Пол. Джеймс, на его взгляд, гораздо хуже его самого разбирался в религиозных вопросах. — Даже реки изгибаются навстречу слову Божию. — Он покачал головой. — Нет. Но сможет ли черномазый нести его, сможет ли он его постичь, учитывая его скудоумие?
— Я бы сказал, нет. — Джеймс сжал лежавшие по обеим сторонам кружки руки в кулаки.
— Полагаю, все упирается в вопрос, есть ли у черномазых душа, — добавил Пол.
Джеймс ухмыльнулся.
— Люди поумнее нашего бьются над этим вопросом с тех пор, как на материк высадились первые поселенцы. Сомневаюсь, что мы найдем ответ на него за этим столом или на дне стаканов.
Джеймс поднял кружку и кивнул Полу. Тот взял стакан. Они чокнулись, Джеймс резко выдохнул, Пол же, несмотря на слова кузена, все же попытался найти на дне стакана ответ.
По дороге домой Джеймс распевал старую матросскую песню, которую вроде как выучил во время плавания. Та еще похабщина. Пол, покачав головой, подумал, что и Джеймсу еще очень нужен Иисус, что уж там говорить о черномазых. Правда, услышав песенку, он и сам захихикал, а значит, и ему Он был очень даже необходим.
— Ты мне никогда не рассказывал о своем путешествии. И об Англии. О моих тете и дяде, к примеру, — негромко заметил Пол.
Джеймс втянул носом воздух и выдохнул через рот.
— Я мало что помню об отце и матери. Вот у тебя в доме висит портрет тети Элизабет, он помогает немного освежить память. — Джеймс, убаюканный ровным шагом лошади, смотрел прямо перед собой. — А об Англии да о корабле и рассказать-то особо нечего. Помню только: очень уж было грязно.
Пол окинул его взглядом и кивнул.
— Я так и думал, — сказал он. — Я так и думал.
Впереди показались ворота «Элизабет». Не слезая с лошадей, они подняли светильники, как бы желая друг другу спокойной ночи. А затем Пол повернул в одну сторону, а Джеймс — в другую. Возле дома Пол спешился и привязал лошадь. Отводить ее в хлев и передавать Исайе с Самуэлем не хотелось. Он слишком устал, да и виски ударило в голову. Пол вошел в дом, поднялся на второй этаж и лег в постель. Очень тянуло к Рут, но снимать сапоги, тащиться в спальню жены, будить ее светом лампы, а в процессе думать, способна ли она еще подарить Тимоти сестру, было неохота. Конечно, у Тимоти уже и так были сестры, но он думал о такой девочке, которую они с Рут могли бы воспитать. Совершенно белокожей, дочери любви, а не экономии.
Пол закрыл глаза. Хорошо было бы уснуть на этой сладкой мысли. Он улыбнулся, в уголке рта собралась слюна, воздух вырвался из ноздрей. И темнота — живая, о чем Пол и не подозревал, — вошла в комнату и поглотила все вокруг, даже свет лампы.
Когда Пол, закашлявшись, проснулся, в окно лезли золотые лучи. Накануне он забыл задернуть шторы. В голове громче всех других звучала мысль: «Дай Господу славу его!» Что ж, ладно. Он растолкует Амосу Его учение. Пол отер лицо тыльной стороной ладони, сел в постели, спустил ноги и обернулся к окну. В глаза ударил солнечный свет. Пол зажмурился, в висках застучало. И все же он улыбнулся и подумал: «А ведь Джеймс не совсем прав». Может, ответа на дне стакана и не найдешь. Однако от сладкой амброзии он сам всплывает в голове.