Куликов Валентин
Пророки желтого карлика
Валентин Куликов
ПРОРОКИ ЖЕЛТОГО КАРЛИКА
Глава 1. Глава 2. Глава 3. Глава 4. Глава 5. Глава 6. Глава 7. Глава 8. Глава 9. Глава 10. Послесловие от редакции.
Теплым летним вечером на Юго-Западе столицы, в маленьком скверике, стиснутом стенами домов нового жилого массива, на скамейке, выкрашенной в стандартный зеленый цвет, сидел человек. Ходя прошедший день выдался на редкость жарким, на нем был серый пиджак с коричневым не в тон галстуком и безукоризненно белая, сильно накрахмаленная сорочка. Неуверенное, немного детское выражение белесых глаз выдавало близорукость, а полоска на переносице свидетельствовала, что он лишь недавно снял очки, которые торчали из нагрудного кармана пиджака. Во всем его облике было что-то от машины, остановившейся на минуту лишь для того, чтобы вновь начать размеренное движение. Человек находился в том состоянии, которое принято называть задумчивостью, и редкие прохожие лишь слегка нарушали его спокойное блаженство. Прошедший день, как и многие другие, был бы ничем для него не примечателен, это был бы один из тех дней, которые пролетают так быстро, что от них в памяти остается серая пелена...
Мысли томно брели, изредка спотыкаясь о декорации окружающей Среды. Неожиданно на пути возникло какое-то препятствие, оно быстро оформилось и приняло вид упитанной и ухоженной крашеной блондинки с ярко намазанными губами. "Торговка, наверное, какая-нибудь,"- подумал он, и тут же одернул себя:" Какое я, собственно, имею право не уважать работников торговли? Не все же они воры, в конце-концов..."
Работник торговли медленно продефилировала мимо, окинув его презрительным взглядом, и уселась на другой конец скамейки, зажав между ног большую, плотно набитую хозяйственную сумку. Покой был нарушен. Предметы вокруг приобрели четкие очертания.
Неподалеку в песочнице играли дети.
Песок в досчатый квадрат взрослые дяди забыли насыпать, и ребята что-то увлеченно чертили на остатках песка прошлых сезонов. Гомон их разносился на всю округу и человека на скамейке подивился, как он не слышал его раньше. Впрочем, слов было не различить, голоса как-то странно переплетались, кружились в вечернем воздухе, то звучали резкими мальчишескими диссонансами, то вдруг сливались в удивительные, почти музыкальные гармонии, будто здесь играли не карапузы родного двора, а хор мальчиков акапелла...
" А ведь они говорят не по-русски, - прислушавшись, понял он, Итальянский? Испанский? Наверное, дети каких-то иностранцев, здесь на Юго-Западе их много, словно финнов в Ленинграде. Нет, наверное, все-таки, итальянский..." Женщина с сумкой тоже с любопытством разглядывала шумную компанию. Дети становились все возбужденнее, прутики так и летали по песку, но странное дело, гармония в звучании голосов усилилась, каким-то непонятным образом перешла в настоящую полифонию. Лишь чье-то одно звонкое сопрано все пыталось выпрыгнуть из общего потока, но постепенно и его вовлекла звенящая стремнина голосовых аккордов. Пение, а в том, что это было именно пение, человек на скамейке уже не сомневался, продолжалось, достигло вершины напряжения и завершилось потрясающей красоты и выразительности, с удивительными переходами, арией того самого звонкого голоса, который сперва как бы спорил с остальными. И - словно отрезало. Чудо кончилось. Дети опять были обыкновенными детьми, они смеялись и о чем-то весело перешептывались. Главный солист - крепыш лет пяти-шести подбежал к скамейке и вежливо осведомился "который час".
- Так, вы не итальянцы?
- Странный вопрос, - очень по-взрослому отреагировал мальчик, -Конечно, мы русские, как и вы.
- А что вы такое пели?
- Мы не пели, а обсуждали одну небольшую проблему.
- Проблему? Вот интересно? Какую же, если не секрет?
- Да, поспорили с ребятами о музыкальной гармонизации общей теории относительности.
- Гармонизации чего?
- Общей теории относительности. Это теория тяготения Эйнштейна. Да вы, наверное, слышали...
Такая речь из уст шестилетнего поразила даже видавшую многие виды женщину с напомаженными губами. И случилось невероятное - судорожно всхлипнув, она обхватила ручонки мальчика своими толстыми пальцами с яркими ногтями и вкрадчиво спросила:
- Чьи же вы такие будете?
- Мы не чьи, - обиделся крепыш, - Мы сами по себе!
- Господи, да родители у вас есть?
- Есть, конечно, мы вон в том доме живем! - мальчуган, высвободив, наконец, руки, указал на дом в конце улицы.
Дом был самый обыкновенный:
девятиэтажный, серый с балконами и плоской крышей.
- И кто же вас всем этим премудростям обучает? - спросил человек в пиджаке.
- Папа, тетя Лена и Света, ну и другие...
- Мучают детей! - возмущенно сказала блондинка, -Все стремятся вундеркиндов каких-то сделать! Лишают детства! Возмутительно! Да таких родителей надо...
Мальчишка давно понял, что незнакомая тетя любит поговорить и умчался к своим друзьям. Вслед за ним поднялся и человек в пиджаке, молча кивнул на прощание работнику торговли, продолжавшей монолог в гордом одиночестве.
По пути к дому он уже забыл этот эпизод, но сидя в ванной, почему-то с досадой подумал, что напрасно не спросил, на каком же, собственно, языке дети обсуждали свои проблемы.
Глава 1.
АБСОЛЮТНО БЕЗНАДЕЖНОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ
(Из дневника Пашки Ковалева, мэнэса и фантазера)
31-го марта 198.. года в университете и нескольких институтах столицы появились объявления следующего содержания:
"ЖЕЛАЮЩИЕ ЗАНИМАТЬСЯ проблемой создания искусственного разговорно-теоретического языка с целью поднятия интеллекта человека на качественно новый уровень обращаться к тов.
Ковалеву Павлу Ивановичу тел. 895-37-00 (звонить после 19.00) УЧЕНЫЕ ЗВАНИЯ, КАРЬЕРА И ДЕНЬГИ НЕ ГАРАНТИРУЮТСЯ."
Полдня мы с Димкой носились по городу, расклеивая объявления. Последние недели погода была отвратительная, но я нутром чувствовал что в день Х она будет прекрасной. Вот рассупонилось-таки красно солнышко, небо чистое-чистое, только ветер резкий и холодный, предупреждает, что не за легкое дело взялись вы, ребятки мои дорогие. Сколько было радости, смеха, скандалов с ВОХРами, которые никак не хотели пускать в корпуса институтов, хотя мы и заверяли, что делаем все официально. Но, наконец, все, дело сделано, теперь отступление невозможно. Заскочили на радостях в винный, купили сухого и португальского портвейна. Вообще я портвейна не терплю, но Димка уверял, что этот самый португальский - потрясная вещь. Все-таки это была идея - собрать группу энтузиастов и работать над диалом всем вместе. Язык поэтов и ученых, универсальный язык Лейбница, язык гениев - вот что такое наш диал. Несколько лет пробивал я эту проблему и, без шуток, кое-чего достиг. Но объем работ для создания сколько-нибудь работающего языка колоссален, поэтому - да здравствует группа! Хотя, честное слово, если бы мне еще недавно кто-нибудь сказал, что я, Пашка Ковалев, возьмусь за организацию подобного рода предприятия, я бы ни за что ему не поверил. Все, что угодно, но работать с людьми я никогда не умел и всегда инстинктивно сторонился всяких выборных должностей и всякого рода общественных дел. По натуре я был "тихим кабинетным ученым", если набраться смелости и назвать ученым младшего научного сотрудника одного из малоизвестных номерных институтов. Рисовала объявления моя прежняя любовь, Ленка, и надо сказать, сделала это преотлично - все вышло в броском рекламном стиле. Признаюсь, что с отчеством мое имя вписали для пущей важности, но зато фразой насчет карьеры мы убивали сразу двух зайцев устраняли с нашего пути карьеристов и одновременно привлекали людей с авантюристически-романтической жилкой, которые как раз и были нужны в таком деле. Это была Димкина идея. сидим мы у Димки за этим самым портвейном, который все же оказался гадостью, и мечтаем. Соберем, думаем, настоящую ударную бригаду из близких по духу мужиков и - в бой! А в сердце сидит паршивенькое такое: " А вдруг никто так и не позвонит?" Уж слишком много развелось равнодушия даже в молодых ребятах. Ведь одно дело пить и гулять вместе, даже в горы ходить, и совершенно другое - отдать всего себя, всю свою единственную и невозвратимую жизнь идее, которая всем кажется абсолютно нереальной.