Очень скоро действительность подтвердила истинность этих, казалось, столь абстрактных размышлений. В суете я где-то прихватил простуду, но болеть было некогда и я с температурой побежал на работу. День выдался трудный и к концу его, да еще простояв полтора часа в нашем столь организованном общественном транспорте, я едва держался на ногах. В голове шумело, дрожали колени, несколько раз от духоты в автобусе я чуть не потерял сознание. На пороге дома меня встретила несколько разомлевшая от домашнего сидения Мариночка и, несмотря на то, что она прекрасно видела мое состояние, без тени смущения вручила трешку, сказав что не успела сбегать в магазин, так что ребенку нечего приготовить на ужин.
Не помню уж как я выдержал испытание магазином, но вернувшись я поцеловал Гошку и ушел из дома. Это было последней каплей. Я ушел навсегда.
Единственное, что у меня теперь оставалось, это наш диал. И я окунулся в работу с головой. Наконец, последние приготовления окончены, билеты куплены, звучные слова диала вызубрены так, что по каждому поводу хочется вставить их в русскую речь.
До Керчи мы добрались поездом, паромом переправились через Керченский пролив на Таманский полуостров, автобусом проехали по длинной, в несколько километров, и узкой косе со странным названием Чушка. Дальше добирались на перекладных, и концу дня уже стояли на обрывистом берегу Азовского моря. Зеленые холмы, озера - лиманы, белый, с красноватым оттенком песок - все говорило, что мы не ошиблись в выборе места для нашего "погружения".
Было уж поздно, когда, наконец, нашли удобную для разбивки лагеря ровную площадку. Палатки ставили ночью, при свете карманных фонариков. Поскольку на диал было решено перейти сразу же по прибытии, местность огласилась странными даже для нашего, казалось бы привычного к диалу уха, ритмически организованными богатыми рифмой и музыкальным консонансом звуками. Под яркими звездами бархатного южного неба, под аккомпанемент волн, наш новый говор действительно напоминал туземный, а палатки ночная тьма с ловкостью факира превратила в хижины коралловых островов...
Очарование того первого вечера сохранилось и на следующий день, оно владело всей нашей разношерстной компанией все время, иногда усиливаясь, иногда ослабевая, но никогда оно не исчезало совсем. Необычность ситуации подчеркивалась все усиливающимся интересом к нашему цыганскому табору со стороны местных жителей. Дело в том, что нам приходилось довольно часто навещать поселок, расположенный поблизости, что бы набрать пресной воды или подкупить продуктов. Поскольку же ничто не должно было нарушать глубины "погружения", нам и на рынке и в магазине приходилось объясняться лишь знаками, подкрепляемыми для понятливости эмоциональными диальскими фразами. Очень скоро весть о необычной научной иностранной экспедиции облетела поселок и к нам наведывались целыми делегациями. Споры среди односельчан вращались, в основном вокруг вопроса, откуда прибыли эти странные люди, - из Австралии или из Южной Америки.
Нас все это забавляло, мы пытались шутить, на глазах рождался новый, диальский юмор, да что там, рождался язык! Мы читали многочисленные привезенные с собой книги по самым разным предметам, проводили дискуссии, спорили до особой "диальской" хрипоты, наконец, купались, загорали, играли в волейбол, путешествовали по живописным окрестностям. И, конечно же, записывали, фиксировали каждое рожденное в общении слово, каждую удачную фразу.
На этот случай все были обязаны всегда иметь при себе записную книжку. Вечером записи из книжек переносились в единый "гроссбух" - так создавался первый словарь Диала. По возвращении произведенные подсчеты показали, что словарь содержал к тому времени около полутора тысяч (!) слов, по доброй сотне изобретенных слов на человека ("погружались" мы числом пятнадцать) или, в среднем по три новых слова на человека в день. Впрочем, далеко не все слова стали для нас общеупотребительными, вошли, так сказать, в активный лексикон языка.
Некоторые так и остались на бумаге.
Самым удивительным для всех нас фактом в первые дни пребывания на "лингвистическом острове" была та легкость, с какой мы освоились с употреблением диала: уже через несколько суток после прибытия составление фраз не вызвало абсолютно никаких затруднений, разве что звучали они несколько длинно недостаток конкретных понятий возмещался добавочным количеством понятий абстрактных.
Следующим по времени, но не по важности, открытием стала появившаяся неожиданно возможность общего, коллективного обсуждения совершенно специальных вопросов, принадлежавших до сих пор области компетенции лишь кого-либо из нас.
Так мы с гигантским удовольствием и, что главное, с полным пониманием обсуждали вопросы биологии, медицины, лингвистики, фундаментальной физики, педагогики, философии... Дело в том, что диал может быть настолько абстрактным (а тогда, на том этапе развития он и в целом был таковым), что различия между этими конкретными науками при изъяснении на диале просто исчезают, биолог может свободно говорить на научные темы, скажем, с лингвистом, однако под абстрактными категориями языка каждый имеет в виду вполне конкретные явления своей науки. Взаимопонимание отнюдь не исчезает с полным осознанием собеседниками, того простого факта, что они ведут разговор о совершенно различных вещах, ведь сам диалог идет на весьма абстрактном уровне. Законы нашего мира, законы диалектики едины, различны лишь их проявления, но и эти проявления подчинены единым законам. Лишь потом нам пришло в голову, что подобная ситуация отнюдь не нова, напротив, она характерна для всякого общения, на любом языке! Действительно, ведь любое слово - это всегда абстракция, слово во всех случаях обобщает множество самых различных явлений. Мы слышим слова, что говорит нам кто-то другой, но под этими словами мы понимаем, как правило нечто иное, нечто весьма отличающееся от того смысла, который вложил в них сам говорящий. "Мысль изреченная есть ложь" - эта сентенция давно известна лингвистам. Каждый, произнося слово всегда разумеет под ним нечто свое, вкладывает в него весь свой абсолютно индивидуальный, предельно конкретный опыт личной жизни.
Собственно, и понимаем то мы друг друга только потому, что слово абстрактно и тем самым обще для нас всех. Выходит диал лишь усиливает, развивает эту сторону языка! Но какие это открывает поистине невероятные возможности! Столь разобщенные, не подозревающие общности своих проблем "узкие специалисты" начнут с полуслова понимать друг друга, исчезнет пресловутый барьер между "физиками" и "лириками", да что там, это будет шагом к предсказанному великим Марксом устранению в будущем коммунистическом обществе разделения труда, разделяющем не только труд, но и самих людей труда! Диал станет мощным ускорителем науки...
Время шло, диал не стал пока ускорителем развития всего общества, однако интеллектуальное развитие жителей страны "Диалии" совершало, без всякого сомнения, резкий скачок вперед. Как будто новый, необъятный мир раскрылся перед нами и засверкал всеми своими фантасмагорическими красками. Мы словно объединили все свои индивидуальные, разрозненные интеллекты в один, мощный разум коллектива. То, что вынес из опыта жизни и вновь открывал каждый, моментально становилось достоянием всех. Каждый шел, казалось, своим, особенным путем, и в то же время это была наша общая дорога. Блестящие идеи в самых разных областях человеческого знания рождались на каждом шагу, так что мы даже не имели возможности их как-то зафиксировать.