Потом я полз через небольшой котлован, в который деревенские скидывали мусор, надеясь, что не напорюсь под снегом на гвозди в старой доске, не обрежусь на ржавом кровельном железе или горелой бочке, не сломаю ногу в случайной яме. Пролез через дыру в заборе соседского участка, потом по широкой дуге за кустами малины вылез к бане во дворе. Кроме звуков ветра ничего не было слышно, почти полная луна пряталась за низкими облаками. По снегу стелилась позёмка, холод привычно выбивал дрожь из тела. Протерев от снега мушку и целик калаша я начал разминать сведенные задеревеневшие пальцы. Возможно, придётся стрелять.
Ничего не услышав и не увидев, я перековылял к дому, и спрятался за углом около крылечка. Оглянулся. Следы на снегу в ярком свете луны были видны прекрасно, и если я сейчас ничего не сделаю, завтра шансов уже не будет.
Что сделаю? Не знаю. Я вообще очень смутно понимал ситуацию. Точнее, я её вообще не понимал, но как раз хотел разобраться. Выстрел был, это точно, и в доме могли быть чужие. А если в доме чужие, то где наши? Мысль, что мы с Бобом могли опоздать, я упорно гнал от себя. Да что там говорить? В голове просто была каша, и надо было просто срочно прояснить ситуацию, а дальше по обстоятельствам.
Внезапно из чердачного окна над головой раздался злой шипящий шепот:
— Не шевелись, сука. Бошку отстрелю! Оружие бросай!
Я медленно, стараясь не делать резких движений, отвёл руку с автоматом в сторону, уронил его в снег и сказал, заикаясь от перехватившего горло спазма:
— Бззз, злая Пчёлка, отстрелишь мужу голову, как жить то тогда будем?
Засевшая с ружьём на чердаке Ульяна охнула, всхлипнула, и через секунду сказала:
— Милый, я даже разницы не почувствую. Дура-а-ак!
И заревела в голос. У меня тоже что-то защипало в носу.
***
Социальная дистанция — наше всё. Я осипшим голосом рявкнул выскочившим на улицу семейству, чтобы ко мне не приближались, ибо у нас с Бобом имелся близкий контакт с враждебной фауной. Успокоил забившуюся в истерике Людмилу, не увидевшую рядом со мной своего благоверного. Вкратце обрисовал ситуацию и попросил собрать мне на санки тёплых одеял и побольше жратвы. Сам наскоро вник в курс дела. А дела были не очень.
Как уже в своё время говорил Кирилл, ватага бандюков, которые не то строители, не то кладбищенские, поначалу вели себя тихо. Но потом у них попёр кураж и махновщина. Сперва они раскулачили на жратву и выпивку соседей, потом заявились к нам. Требовали продать им продукты и бухла, а ещё познакомиться с бабами поближе, пригласить в баньку, за что были закономерно посланы. Не угомонились, и батя с Кириллом немного потыкали в них стволами. Ночью они не то протрезвев и ущемившись, не то наоборот, перепив и тоже ущемившись, пришли на разборки. Всей толпой, кучненько и при оружии. На что получили заряд картечи с четырех стволов. Парочка их жмуров до сих пор мёрзнет где-то под сгоревшим домом тёти Веры. Началась блокада. Их модные полуавтоматы 12-го калибра немного не дотягивали до мощности дальнобойной Моськи, а Кирилл и батя не могли делать вылазки. Те прятались за соседскими домами, иногда постреливая, а наши сидели на чердаке и за завалом из мешков с пшеницей и разного хлама типа поленницы и строительного леса. И не давали им приблизиться, стреляя не очень метко, но очень страшно.
Кирилл под прикрытием бати с винтовкой спалил два соседних домишки, хозяева которых пропали с началом карантина где-то в райцентре. Дом тёти Веры спалили гопники, видимо, случайно. А может и не случайно, потому что тёти Веры с тех пор не видели.
Потом пришла семейная пара фермеров с санками, мол их отправили бандиты за жратвой, и пообещали пристрелить, спалить дом вместе с семейством, если они ничего не принесут. Возник скандал, соседи в наглую полезли в сарай, стали растаскивать баррикады и в наших плеваться, мол, сдохните, жмоты, мол, “нам то вы ж ничего не сделаете”, не по-соседски, “из-за вас, скотов жадных, нас убьют” и прочее бла-бла. Мужики растерялись — и правда, соседи же… И чем бы дело закончилось, не понятно, но тут вызверилась возмущённая Людмила, засадив дробью в мужика. Баба, завывая и проклиная, уволокла орущего раненого, а в начавшейся после этого пальбе ранили Кирюху, попав картечиной в плечевой сустав.
Так что ночами на фишку пошли женщины и раненый Кирюха, отец мой всё одно ничего не видит в темноте. Возраст. Противостояние затянулось, но бандиты могли спать, не боясь нападения, потому что у нас на это самое нападение сил не было, а мы такое себе позволить не могли, так как бандиты могли прийти в любое время. А усталость и постоянное нервное напряжение имеют свойство накапливаться, и, глядя на осунувшихся женщин и высохшего отца я понял — они хоть и хорохорятся, но уже тоже дошли до края.