А потом сгорел дом бандитов, была стрельба, видимо, произошел междусобойчик и вообще, пить меньше надо. Теперь банда в количестве предположительно пяти оставшихся голов обитает в бане на том же участке. Видимо, тоже блюдя социальную дистанцию с соседями, которых тоже уже давно не видно. И дымы из печек, что интересно, тоже давно не идёт.
Тем временем пока мы разговаривали, восток начал сереть. Тогда я попросил батю принести мне допинг — сала, шоколада и грамм сто водки. Проблему бандюков надо решать немедленно. Они знают, что тут бабы, старик да ребятишки, если же узнают о нас с Бобом, то станут осторожнее. Да и жратва у них кончается, так что всё равно они осмелеют и нападут. А я сто процентов к утру раскисну в кашу, причём неизвестно на сколько долго. И не смогу ничего сделать. Боб почти дохлый, я тоже не железный. Под всхлипывания женщин я принял допинг, взял бутыль бензина и отправился к оппонентам.
Вообще, водка бывает не только вредна, но и полезна. Это я ещё с армии помнил. Вот в такие моменты, когда дошел до предела и даже немного шагнул за него. Водка вкупе с шоколадом даёт на некоторое время ощущение энергии и тепла, что мне в данный момент и было крайне необходимо. Потом, конечно, меня накроет, но это будет потом. А сейчас в голове прояснилось, мир стал чётче, контрастнее.
Я перелез через заваленные снегом горелые руины и минут через пять подобрался к бане, в которой мирно сопели бандиты. Еще некоторое время постоял в тени растущей на участке сосны, прислушиваясь, присматриваясь и даже принюхиваясь. Вроде тихо.
И затем как в тире, не жалея патронов и рисуя причудливые зигзаги на стене и дверях бани, залил всё свинцом. Некоторое время там орали, хрипели, мычали и судорожно икали. Потом притихли. Я плеснул на бревенчатые стены бензин и поджег. Полыхнуло знатно, сухая сосна загорелась ка спичка. Там снова кто-то тоскливо и страшно завыл. Похуй, пусть не лезут. Постоял, посмотрел, под крики сгорающего заживо погрелся от огня и поплелся, едва переставляя ноги, к дому. Накатила такая усталость, что аж в глазах поплыло. А надо было ещё идти к Бобу, больше некому, социальная дистанция наше что? Правильно, наше всё. По пути решил, что фигвамов уже не будет, сдохнем мы там. В бане с Бобом жить будем. В тепле, или даже жаре. Хватит холода, наелся по самое некуда. Даже снег под ногами захрустел в предвкушении: “жрать-спать, жрать-спать, жрать-спать”…
ЭПИЛОГ
Бобу несколько отмороженных пальцев на ногах я всё-таки отрубил, привязав орущего друга к банной лавке буксировочными тросами с его “ГАЗели”. Они, то есть пальцы, почернели и начали вонять. Ногти на других сползли, причем вместе с кожей. Скормил ему почти все антибиотики, вместе со средством от поноса, ибо от таких лошадиных доз его опять некисло прослабило. Ничего, оклемался. Нога, правда, хоть и перестала болеть, но в колене так и не стала полностью сгибаться и разгибаться. Боб сказал, что похоже оторвался мениск. Ему виднее, спортивные травмы — это по его кафедре. Хромает теперь, с палкой ходит. Ну да ладно, чего уж теперь. Ну не выкидывать же его на помойку, правда ведь? Друг сильно похудел, отрастил роскошную бороду, густо убелённую сединой. В сочетании со злым упрямым взглядом и мощными руками стал выглядеть вылитым разбойником с большой дороги. Ну, Людке нравится, и ладно. Толстым я его звать не перестал, как, впрочем, и он меня Лысым.
Меня тоже накрыло. Видимо, просквозило на ледяном ветру какой-то лицевой нерв. Сперва на стенку лез от боли справа в челюсти, скуле и до самого уха. Казалось, все зубы выдернули и на их место вбивают раскалённые гвозди, даже обезболивающие не помогали. Через пару дней парализовало щеку, и уголок рта отвис куда-то вниз. Думал так и буду ходить, как Квазимода, но ничего… вроде прошло.
С Кирюхой было не очень. Попавшая в плечо картечина что-то там повредила важное, и теперь парень руку выше уровня плеча поднять не мог. Так что ему даже одеть свитер стало проблемой. Больная рука сильно усохла.
Первый ужин всей семьёй замутили только под новый год. Стол ломился от еды, но когда мама поставила перед нами банку маленьких маринованных огурчиков, нас с Боряном перекосило, а задницы зачесались. Кажется, мы их наелись в прошлой жизни. Поставили бутыль прозрачной. Выпили немного, зато много говорили. Женщины хором рассказывали, как тут жили, как переживали, как вместе лили слёзы — в промежутках между стрельбой и караулами. В одну из пауз Дрюня, лопавший суп, внезапно сказал: