Но при всем при этом Уля моя — женщина умная, начитанная и за словом в карман не лезет. И добрая, что немаловажно. Когда она расстраивалась, я всегда чувствовал себя больным и виноватым, даже если и не считал себя таковым. Как так получается, я не знаю, наверное, какая-то специальная женская магия. Врождённая суперспособность.
Вот и сейчас, устало кряхтя снял обувь, свитер, и, жалко шаркая тапочками по полу, направился сперва умываться, а следом на кухню. Ещё в ванной услышал, как пиликнула микроволновка. Зашёл на кухню и обалдел. На столе стояла тарелка с рёбрышками и картошкой, большая кружка крепкого чая, и даже несколько дефицитных в последнее время маринованных помидорок, в чашке с рассольчиком. Погода летом совсем не баловала, урожая практически не было, цены на огурцы-помидоры полетели в космос. И тем неожиданнее было увидеть их сейчас на столе. И, видимо, чтобы совсем порвать мне шаблоны на британский флаг, справа от тарелки стояла запотевшая рюмочка.
— Улечка, пчёлка моя… — в восхищенном экстазе я не нашелся что сказать и думая, что это мне все снится.
— Сава умер.
Это прозвучало как гром. Сказать, что меня оглушило, значит не сказать ничего. Меня словно окатили ледяной водой, да ещё и ударили сверху. Я плюхнулся на стул, растерянно оглядел богатый завтрак (или ещё ужин? Ведь я ещё не спал?)
— Как так? — кажется, у меня даже голос сел. — Я же с ним вчера разговаривал. — Я растерянно посмотрел на жену.
— Вчера, когда ты так сбежал из дома, я сперва психанула, а вечером, когда уложила детей спать и позвонила тебе… ну ты помнишь, как мне ответил… — она потерла пальчиком подбородок, как делала всегда, когда задумывалась — в общем, я позвонила Саве, чтоб он прояснил. А там мне ответили, по его номеру, в смысле, спросили, кто я ему. Ну, говорю, друг детства. А мужчина мне и говорит, кажется, он был слегка нетрезв, что подполковник Савченко час назад умер, предположительно от острой дыхательной недостаточности. Задохнулся. А потом он сказал, что у него за вечер уже пол роты охраны на ладан дышат, насколько офицеров и лаборантов при смерти или уже сложили сотни, и ему уже все похуй, потому что к утру здесь, то есть там, будет сплошной морг, тишь да гладь. Я хотела узнать, в чем дело, но он мне посоветовал забить на все хер и рвать когти.
— Так и сказал?
— Да. Дословно, — она всхлипнула, голос дрогнул. — Горбунов, что происходит? Мне очень страшно.
Я растерянно оглядел кухню, даже не замечая ничего. Намахнул стопку водки, не чувствуя вкуса, закусил, ещё налил.
Потом схватил телефон и набрал Саву. Аппарат абонента выключен. Вот же ж бля!
Я невидяще уставился на холодильник, собираясь с мыслями, потом вкратце пересказал все то, что мне наговорил Костик вчера днём. Особенно сделал акцент на то, что через месяц вырубит всю медицину, особенно скорые и разных инфекционистов. Ну и поликлиники, до кучи, которые уже, получается, превратились в рассадники заразы. Потом я выпил ещё пару стопок, поглядел на серый сентябрьский рассвет за окном и пошел спать. Уля осталась сидеть за столом, подперев щеки руками и уставившись в одну точку. А меня рубило просто несказанно, в глаза словно песок насыпали, в общем, я быстро принял душ, добрался до кровати и вырубился, попросив разбудить в двенадцать. Дел ещё была куча, а вечер судя по всему, обещал быть просто сумасшедшим.
***
Проснулся я немного позже, хотя Ульяна меня будила по-честному, в двенадцать. Долго умывался и чистил зубы, избавляясь от противного привкуса водки и нездорового зуба во рту. Зубы зубы зубики… Не долечил я вас. И это может стать проблемой. И наверняка станет, но уже нет времени. Раньше надо было, раньше. А сейчас к врачам ни ногой.
Пока я прихлебывал крепкий, до черноты, горячий и сладкий чай, мы с женой договорились, что она начнет потихоньку собирать вещи, а я буду разговаривать со своими родителями и заеду позже к Миркиным. Они были нашими друзьями, и, как и Костя Савченко, учились с нами в одной школе, просто Миркины учились на два класса младше. Все мы друг друга хорошо знали, частенько проводили время вместе, правда, пока Сава не уехал по распределению пиджаком в какой-то дальний гарнизон лечить чирьи и панариции солдатам и триппер прапорам. Служба такая, военно-медицинская. Отучился в академии с военной кафедрой — будь добр одеть лейтенантские погоны и вперёд, аты-баты.
А с Борей Миркиным мы долго вместе ходили на бокс, куда я ушел после карате. Парень он был жилистый и высокий, удары его были быстрые и хлесткие, поэтому в своем весе быстро приобрел авторитет. Тренер, Иваныч, даже как-то спонтанно дал ему кличку Панч Боб. Но так как далеко не все знали, что такое "панч", и кто такие панчеры, то очень быстро Панч Боб превратился просто в Спанч-Боба, хотя на придурочного Губку он был совершенно не похож. К погремухе Борян отнёсся философски и даже с юмором, ну а потом ее и совсем для краткости сократили до Боба.