Теперь надо проверить, осталось ли у меня тут хоть что-то, что можно назвать тактическим. Я сделал телевизор погромче, пусть фоном идёт, и отправился в комнату, порыться в шкафах и кладовке.
Через час на кровати лежала куча полезного хлама.
Два старых армейских сидора, почти без дырок, в которых я хранил разный хлам и старый инструмент. Черные наколенники от хоккейной формы, туристический коврик, несколько мотков паракорда разной толщины. Котелок с флягой, алюминиевый, старый, как помёт мамонта. Но рабочий, что не удивительно. Умели делать Древние, грубо, но качественно.
Топорик, длинный здоровенный свинорез из рессоры, с нацарапанными буквами М и С на пластмассовой рукоятке. “Мясной стол”. Когда-то этот тесак служил верой и правдой в какой-то столовой, пока не был куплен мною на барахолке за сотку. Хотел сделать из него кинжал, да так и не дошли руки. Вот и лежит теперь в куче другого старого железа. Надо хоть наточить, что ли?
Нашел старенькую воздушку на антресолях, и даже коробку пулек «Квинтор». Нахрена мне воздушка? Оставил там же, где нашел.
Нашел коробочку с нитками. Вовремя. Будем с Бобом зашивать дырки на штанах от резиновых пуль.
Кстати, Боб…
— Эй, толстый, ты долго дрыхнуть собрался? — заорал я. — Всю рыволюцыю проспишь!
— Не ори, лысый, я уже чайник поставил. И убери свою волыну со стола, мы на нем обедаем, а ты железки кидаешь!
— Угу. Обедаем. А чего жрать то будем?
— Бомжатину. Только Ульяна твоя сперва откармливала бобиков, а потом их, сытых и толстых, ели бомжи. Как бы, с промежуточным звеном. А мы ускорим процесс, просто сожрем то, что должны есть бобики. А бобиков мы будем есть потом.
— Фууу, — я скривился, но жрать и правда хотелось.
— Можешь не есть.
Боб открыл горячую воду и сунул под струю пакет с мясными обрезками, найденный нами вчера в морозилке. Размораживаться.
Готовить Боб умел, и, как ни странно, даже любил. В старую кастрюлю без ручки была налита вода, засыпана гречка, а разморозившиеся обрезки рассортированы, порезаны и набросаны в сковородку. Из куриной кожи и сальных обрезков быстро потек жир, сверху полетели колбасные кусочки, куриные лапки и жопки. Потом он намешал подлив, добавив в воду муки, кетчупа и специй.
С голодухи запах пошел одуряющий. В животе заурчало, и я понял, как проголодался.
— Батенька, вы волшебник.
Слюни у меня потекли как у собачки Павлова. А волшебник нагрузил в тарелки каши и жиденько полил подливой. Даже кинул когтистую куриную лапку и пару жопок.
— Это че!? — возмутился я. — Чего так мало?
— А ты завтра чего жрать будешь, дармоед? У нас нихрена нет, послезавтра уже придется где-то искать жратву. А на улице вон, патруль постоянно мотается!
— Тебя сожру, тебя на пол года хватит, — буркнул я, понимая, что он прав.
— Нам бы сейчас дождаться, когда бардак усилится и сбежать в общей суматохе. А пока никак. Вариантов почти нет.
Я промолчал, и полез в холодильник за корнишонами. Ну и за бутылкой.
— Борян, а давай опять набухаемся? Глядишь, и время быстрее пройдет.
— А давай!
— Телек будем включать?
— Так-то не охота настроение портить, но вроде как и быть в курсе надо. Давай, врубай!
— Наливай. Эх, однова живём!
— Ну, будем!
— А вкусно. Может ещё по одной жопке возьмём, а? Ну не жмооооться…
***
Сон пьяницы крепок, но не долог. Проснулся я около трёх ночи, кажется, ещё толком не протрезвевшим. Тихо бубнил телевизор. На кухне копошился Боб, и, судя по звукам, жрал, гаденыш. Я вылез из-под куртки, которой укрывался вместо одеяла, нацепил тапочки и зашаркал на кухню. Пить охота.
— Жрешь?
— Скорее, зажираю беспокойство и внутренний дискомфорт, — даже ухом не повел Боб.
Я глотнул воды и сел рядом. Мне то как раз есть не хотелось, голова была тяжёлой.
— Боб, нам на сегодня жратвы хватит?
— Жратвы-то нам ещё дня на четыре хватит, это не вопрос. Просто жратва будет не вкусная и постная. На растительном масле, без мяса.
— Тогда на неделю. Я без мяса вообще ничего жрать не могу. Только если уж сильно проголодаюсь.
— Ну может и так.
Мы помолчал. Говорить не хотелось.
— Пойду на балкон что ли, воздухом подышу.
Я зашёл в комнату, натянул куртку и шагнул за двери. Как ни странно, потеплело. И даже начал моросить небольшой дождичек. Мелкий-мелкий, и противный, какой бывает только поздней осенью. Кинул взгляд на свой УАЗик и аж подпрыгнул — около машины крутились две тени. Оба в темных куртках и капюшонах. В темноте было видно плоховато, но с третьего этажа в принципе легко было понять, что они пришли не протереть мне стекло и фары. Тут один из мужиков достал какую-то штуку, вроде палки, монтажки или баллонного ключа и начал ковырять крышку бензобака. Второй, с канистрой и шлангом встал рядом. Она закрывалась изнутри гайкой-барашком, и просто так добраться до пробки было сложно.