— Ну чё там, не вижу?!
Друг повернулся ко мне, и на лице легко читалось изумление, а в глазах плескался ужас.
— Да блядь что там такое?!
— Пиздец…
Я психанул, испугался тоже и остановил машину. Широко открыл дверь и встал в полный рост, схватившись за багажник на крыше. Посмотрел в ту сторону, куда продолжал неотрывно смотреть Боб… потом секунду пытался понять, что я вижу… потом в руках появилась слабость, я отцепился от багажника и прыгнул из машины. Обошел ее, чувствуя, как ужас растекается по ставшим вдруг ватными ногам. И уставился в небо.
В ярко синем небе, на горизонте, словно неведомые быстро растущие растения, устремились ввысь маленькие блестящие точки, оставляя за собой утолщающиеся назад белые дымные хвосты. Некоторые уже были высоко, и по дуге уходили куда-то на север, другие ещё поднимались над лесом, словно видео из репортажа о Байконуре времён освоения космоса.
Даже говорить ничего не было нужно. Сейчас, в почти безветренный морозный и солнечный день мы с другом стали свидетелями окончательного крушения этого гребанного мира. Какой бы он ни был, как бы мы к нему ни относились, как бы ни хаяли его в минуты трудностей — но это был НАШ мир, в котором жили мы, наши друзья, знакомые, коллеги и родители. Это был НАШ мир, и другого у нас не было, и быть не могло. И эти ракеты, пошедшие на какие-то неведомые нам цели, стали зримым свидетельством его конца. Грубого, безжалостного и страшного конца. Из моих глаз внезапно потекли слёзы.
Через мгновение я осознал, что Боб уже минуту орет мне что-то, и, видимо не достучавшись до моего сознания, просто схватил меня за плечо и резко дёргая начал запихивать меня на сиденье пассажира.
— Щас ответка может прилететь! — орал друг. — Валить отсюда надо, быстро!
Захлопнув перед моим носом дверь, он побежал на сиденье водителя, запрыгнул в машину и дал по газам. УАЗик дернулся как паралитик, вильнул задницей и начал медленно набирать скорость, далеко выбрасывая назад снег протектором.
— Макс, где должен быть съезд с дороги? Где тебе Ермек рисовал, а? Давай, бля, просыпайся!
И, не надеясь на слова, внезапно сильно похлопал меня здоровенный лапищей не то по плечу, не то по загривку. Встряска внезапно вернула меня на землю, и я словно включился. Снял очки, вытер глаза рукавом и высморкавшись на дорогу, открыв дверь по примеру Боба, я ещё раз глянул на небо. Большинство ракет уже скрылось где-то высоко и далеко. Зато сзади, далеко на ровной дороге, мне показалось какое-то движение. Схватив бинокль и рискуя выпасть из машины, я поглядел назад.
— Боб, сзади кто-то едет, — перекрикивая шум мотора и ветра заорал я. — Кажись снежики и грузовые машины. Боб, бля, там целая колонна хуярит!
Боб поглядел в зеркало заднего вида, набычился и ускорился. Машина на снегу стала сильнее вилять, и я захлопнул дверь.
— Макс, ты как? — озабоченно спросил Боб.
— Норм.
— Тогда садись за руль. Я боюсь не удержать твою колымагу, УАЗик вообще ни разу не Газель, так что как-нибудь сам на своих дровах катайся. Виляет как блядь на променаде, того и гляди улетим в кювет.
— Можно подумать, твоя Газель не дрова, — оскорбился я, но тему развивать не стал.
Боб тормознул и мы быстро произвели рокировку. Сзади явно догоняли.
Ещё минут через пять я уже без бинокля различал, что сзади, следом за снегоходами на полной скорости несутся грузовые КАМАЗы и ЗИЛы. Черт, черт, черт! Полноприводные тяжёлые грузовики с военными мостами и большими колесами, не говоря уже о снегоходах, всяко быстрее УАЗика, едущего по снежной целине. Виляя кормой, наша машина рывками перла вперёд, но проигрывала колонне, регулярно теряя скорость на снежных перемётах. Надо было съезжать с дороги. Колонна вряд ли преследовала нас, скорее всего мчала по своим делам, но торчать у них на виду, а тем более на дороге, совершенно не хотелось.
Увидев между деревьями придорожной лесополосы просвет и прикрытую снегом колею, я вывернул баранку и почти в боковом заносе нырнул туда. Резко повернув и подняв снежный вихрь, пробился через снежный занос, закатился за густые кусты и вырубил двигатель.
Мы с Бобом не сговариваясь схватили оружие и выпрыгнули за деревья, залегли в снегу и уставились на дорогу во все глаза. От сбившегося дыхания сразу запотели очки, но я ещё и сыпнул снега себе на шапку, чтоб убрать черный цвет, выделяющийся на снегу. Хотя этого можно было и не делать, нижние части берёзовых стволов и комли были черными от давних пожаров, так что я запросто мог закосить под пенек.