— Лысый, а вон наш хабар — Боб показал чуть левее и дальше лежащих кавказцев заснеженный баннер с кучей барахла. Я пригляделся — точно оно. Сразу не увидел, потому что на вещах насыпался снег.
— Боб, этих козлов надо мочить. Просто так мы его не возьмем.
В это время кавказцы стали отползать назад, прикрывая друг друга. И отползать как раз от нашего барахла, которое теперь оказалось между ними и казахами.
— Боб, давай начнем с крайних, а с казахами попробуем договориться. Всё-ж за их главу отомстим, да и помогли. — Я залег поудобнее, уперев цевье СВДухи в старый пень, и плавно надавил на спуск. Одна фигура споткнулась и упала. Тут же прицел на вторую. Рядом затарахтел калаш Боба.
Кавказцы запаниковали и ломанулись в сторону, стараясь сбежать и от нас, и от Ермековой родни. Но в это время в лесу, где они засели, закипела стрельба и началось нездоровое оживление.
— Бля! Это еще что за хрень?! — выразил Боб общую мысль. А там снова закипело месилово. Несколько фигурок с дальней стороны подлеска выскочили и попадали в снег, раскидывая кровавые брызги. Кавказцы драпали уже метрах в четырехстах, казахи о них словно забыли. Подкрепление кавказцев? Не похоже, иначе зачем так рвать когти?
А в лесочке уже чуть ли не в рукопашную сошлись. Я неосторожно дыхнул на прицел, и теперь страшным шопотом орал прилипшему к биноклю Бобу — ну что там?!
— Бля, Макс, там тоже казахи. Война в полный рост. Одни мочат других.
— Твою мать! Похоже родственный междусобойчик. Родня Ермека и родня невесты? — предположил я.
— Да похер. Нам шмотки забрать надо! — Боб четко расставлял приоритеты.
Я поглядел на сиротливо валяющийся ковер. Движуха у казахов застопорилась, мужики прятались за деревьями и палили друг в друга со всех стволов. Бежать за ковром было бы самоубийством. Пристрелят не те так другие.
А между тем начало уже явственно темнеть. В лесу это стало очень заметно. Еще пол часа, и всё — дальше на ощупь. Мысли лихорадочно метались. Дождаться темноты и забрать ковёр? Но в лесу темнее, а на белом снегу мы с Бобом будем как на ладони. Подстрелят. Подождать, чем дело закончится? И там уже решать? Но, ссука, лежать на снегу совсем тоскливо. Мерзнем, причем всё сильнее и сильнее. И когда придется шевелить булками, мы просто будем едва ползти. Боба вон уже потряхивает. А ковер еще утащить надо, на нем тоже всякое навалено, и, судя по всему, кавказцы еще и своего добавили. Что делать то?
Между тем казахи, воевавшие недавно с кавказцами, дрогнули и побежали. По заснеженной грунтовке, в нашу сторону, что интересно.
— Макс, может поможем этим? — Боб махнул рукой на бегущих. — А они не будут против того, что бы мы забрали своё барахло?
— Проще этих перестрелять, а с теми договариваться. — буркнул я. — Кто их там нахрен разберет, кто прав, кто виноват.
— Ну блин… — Боб опешил от такой радикальной идеи, а я продолжил:
— Боб, без жратвы и тряпок мы просто сдохнем. Не дойдём. Да и до нашей деревни тут через Иртыш километров пятьдесят по прямой. Беспокойное будет соседство, когда сыны степей одичают.
Но я слишком долго не мог принять решение, и дилемма разрешилась сама собой. Раздались выстрелы из карабина, и один из беглецов упал. А двое подхватили его под руки и скрылись в кустах метрах в пятидесяти от нас, с треском продираясь через молодую поросль.
— А теперь они займутся нами, — верно истолковал мои междометья Боб. — И предъявлять права на хабар нечем.
Я чуть не взвыл от досады. Надо было стрелять, а теперь из-за моей нерешительности сдохнем мы. Хабар нам не вернуть, точно, слишком большая разница в силах. Их там не меньше полутора десятков, и это только тех, кого я вижу. А еще сколько-то может быть в лесу.
И мы сдохнем, тут без вариантов. Мороз крепчает, наступает ночь, усиливается ветер, а мы не жрамши, почти без ничего.
Между тем человек семь двинулись по следам убежавших, и скоро будут совсем рядом. А еще несколько отправились осмотреть трупы, ну и помародёрить.
— Боб, уходим.
Меня душила злость. Боб тоже был явно не в духе. Молча мы подскочили и рванули обратно, по собственным следам.
***
Остановились мы на старом месте. Разваленный фигвам подправили, натянули от ветра клеенку и занавеску. Помогло, правда, мало. Слишком уж они были маленькие. Я снял чехлы и срезал войлок с сиденья УАЗика, чтоб заднице было не так холодно. Боб чуть не спалил подошву сапог, грея промерзшие ноги у костра. Погода ухудшилась, подул ледяной ветер и никого опасного мы не ждали. В такую погоду проще застрелиться самому, чем за кем-то бегать.