Все это было не по душе фон Доденбургу.
— Но, господин штандартенфюрер, вы представляете, что произойдет, если Паулюс вдруг выяснит, что мы не только собираемся дезертировать, но еще и грабим свои же склады? — попытался остановить он Гейера. — Что, если один из отрядов по снабжению «Вотана» задержат и в штабе Паулюса узнают, кто именно грабит немецкие склады в этот момент?
Стервятник издал презрительный смешок:
— Да наплевать, если даже и узнают. В любом случае ему просто придется с этим смириться. — Он похлопал рукой в кожаной перчатке по металлическому боку «Тигра»: — Никто и ничто — ни русские, ни немцы — не смогут остановить наших «зверят».
Фон Доденбург в ужасе уставился на него.
— Вы имеете в виду, господин штандартенфюрер, — вырвалось у него, — что будете стрелять даже по своим, если кто-то окажется у вас на пути?
Стервятник с готовностью кивнул:
— А почему бы и нет? Сейчас наступает тот момент, когда собака станет пожирать другую собаку. И если вам действительно любопытно понаблюдать за тем, как одни немцы станут относиться к другим, то останьтесь здесь и дождитесь того момента, когда армия будет окончательно окружена и начнет сдаваться в плен.
Бросив все это в лицо сконфуженному фон Доденбургу, Гейер ушел. За ним семенил ухмыляющийся Крадущийся Иисусик.
К трем часам дня, закончив сборы в условиях непрекращающейся метели, весь «Вотан» был готов к тому, чтобы выступить. Каждый танк и бронетранспортер был до отказа забит всем необходимым. Пехотинцы разместились на броне танков. От холода и пронизывающего ветра их защищали толстая одежда и одеяла. Они знали, что им все равно придется мерзнуть, однако всех и каждого больше всего на свете согревала чрезвычайно приятная мысль о том, что, в конце концов, они смогут унести ноги из-под Сталинграда. Никто не желал, чтобы его мертвые кости остались лежать в этой ужасной русской степи, находившейся на немыслимом расстоянии от любимой родины.
Огромные двери бывших фабричных цехов широко распахнулись. Внутрь тут же, завывая, влетели вихри метели. Но Стервятник, сидевший в командирском «Кюбельвагене», казалось, этого даже не заметил. Он трижды сделал круговое движение рукой, отдавая тем самым приказ к выступлению.
Фон Доденбург, который находился в головном «Тигре», поднял вверх и опустил правую руку.
— Вперед! — закричал он. Вонь выхлопных газов заставляла его то и дело покашливать.
Сидевший за рычагами «Тигра» роттенфюрер Матц тронул 60-тонный танк. Сидевший рядом с Куно обершарфюрер Шульце крикнул:
— Дорога будет нелегкой, черт побери!
Фон Доденбург кивнул, но ничего не сказал. Он просто не мог заставить себя спокойно разговаривать. Штурмбаннфюрер все еще находился под гнетом ужасной мысли о том, что весь «Вотан» фактически дезертировал, оставляя поле боя без приказа. Точно воры под покровом ночи, они, единственное бронетанковое подразделение Ваффен-СС, уходили из Сталинградского котла под покровом снежной вьюги, оставляя Паулюса и всю Шестую немецкую армию на произвол судьбы. От этой чудовищной мысли фон Доденбург испытывал боль в желудке. Он ненавидел то, что ему сейчас приходилось делать.
Его «Тигр» выкатился за пределы цеха, и танк тут же облепили снежные хлопья. Вслед за ним последовали и остальные.
— Что? — взорвался Паулюс. От его недавнего полулетаргического состояния не осталось и следа. — Что ты сказал, Вилли?
Оберст Вильгельм Адам повторил обескураживающую новость, которую только что доложил командующему Шестой армией.
— Но это же невозможно! За все время войны, каким бы трудным ни было положение, СС всегда сражались до конца. В конце концов, разве это не их девиз: «Моя честь — моя верность»?
Рослый адъютант Паулюса презрительно рассмеялся:
— Похоже, что это не относится к штандартенфюреру СС Гейеру. Он просто драпанул со всеми своими бойцами — и всё.
На лице Паулюса появилось такое выражение, точно он был готов в любую секунду разрыдаться.
Адам посмотрел на него с жалостью.
— Послушайте, господин фельдмаршал, — сказал он, — возможно, что уход с поля боя подразделения штандартенфюрера Гейера — это даже не несчастье, а своеобразный счастливый шанс.
— Что, что?