Теперь боевые собаки русских наступали со всех сторон. Все они нацелились на танки и другую бронетехнику «Вотана». Их специально натаскивали так, что они шли на запах бензина и стальных корпусов. И теперь лохматые диверсанты неудержимо стремились навстречу немецким танкам и своей собственной смерти, в то время как все бойцы «Вотана» отчаянно палили по ним из всех видов оружия, пытаясь преградить путь своей смерти.
Затем, так же внезапно, как и началась, атака боевых псов столь же неожиданно прекратилась. Собаки с притороченными к их спинам грузами взрывчатки вдруг исчезли, растворившись в снежной пелене. Воцарилась странная тишина, нарушаемая лишь скулением одного из псов, которого эсэсовцам удалось ранить, и шипением пламени, вырывавшегося из искореженного корпуса взорванного танка.
Стервятник вытер пот со лба.
— Все ясно. Значит, это все-таки произошло.
Фон Доденбург кивнул.
Крадущийся Иисусик удивленно переводил взгляд с лица Стервятника на лицо фон Доденбурга и обратно. Наконец, не выдержав, он спросил:
— Что… что произошло?
Фон Доденбург с презрением покосился на злобное, как у хорька, лицо гауптштурмфюрера.
— Если бы вы провели на фронте чуть больше времени, то вам было все понятно. Речь идет о партизанах. Именно они чаще всего используют боевых собак для борьбы с танками. Ведь, кроме псов и бутылок с зажигательной смесью, у них не имеется больше никакого противотанкового оружия.
— И это означает, — хмуро подхватил Стервятник, — что где-то рядом находятся партизаны. И они нас уже заметили. Если они оповестят регулярные части о том, что в этом месте находится бронетанковый немецкий батальон, это означает, что боевое столкновение с русской армией предстоит нам еще до того, как мы выберемся за пределы Сталинградского котла. — Он потер руки. — Ну что ж, адъютант, надо действовать. Выступаем. Лучше уж мы будем двигаться вперед, чем стоять на месте. Так у нас будет чуть-чуть больше шансов уцелеть. К тому же сейчас мы двинемся под прикрытием этой мощной снежной бури…
Увязая в глубоком снегу, Крадущийся Иисусик побежал предупредить экипажи танков о том, что им предстоит немедленно начать движение, Штандартенфюрер Гейер повернулся к фон Доденбургу:
— Штурмбаннфюрер, я назначаю вас командовать антипартизанской операцией. Выделяю вам роту пехотинцев на полугусеничных бронетранспортерах. Ваша задача: обеспечивать боевое охранение основной колонне «Вотана» на глубину в полкилометра с обеих сторон. Радиообмен между мной и вами должен быть сведен к минимуму. Я не желаю, чтобы русские — равно как и наши собственные коллеги-немцы — смогли определить истинное местоположение батальона, прислушиваясь к разговорам в эфире.
Фон Доденбург кивнул в знак того, что понимает все и согласен.
— А вы поведете основную колонну, господин штандартенфюрер?
— Да, именно так, фон Доденбург. Мы должны соединиться в районе восточнее Калача. Полагаю, что в такую погоду потребуется не меньше суток, чтобы добраться до этой точки. Если бы я был религиозным человеком и верил в Бога, то сейчас истово молился бы о том, чтобы мы больше не потеряли на этом пути ни одного танка и чтобы иваны, которые обычно реагируют на все не очень быстро, промедлили, насколько это возможно, прежде чем напасть на нас. Вот всё, фон Доденбург. Могу лишь пожелать вам удачи.
Куно вытянулся во фрунт.
— Благодарю вас, господин штандартенфюрер. Желаю вам того же.
Он отдал Стервятнику честь; затем, повернувшись, закричал:
— Обершарфюрер Шульце, хватит набивать свою утробу! У меня есть для тебя задание.
Шульце деланно застонал:
— Боже, неужели во всем свете не найдется места, где бедный солдат смог бы спокойно провести хотя бы несколько минут?
Но, несмотря на все свои стоны, он тут же рысью побежал к фон Доденбургу. Шульце был предан штурмбаннфюреру, который, в отличие от самого Стервятника и многих других офицеров, никогда зря не подставлял своих солдат под пули, заботясь об их жизнях точно так же, как и о своей собственной. Добежав до фон Доденбурга, Шульце вытянулся по стойке «смирно» и рявкнул: