— Прекрати нести весь этот бред! — рявкнул фон Доденбург. Его пальцы легли на рукоятку пистолета. — Подумай, где мы, черт побери, ведем с тобой этот разговор! Что ты, в конце концов, хочешь мне сказать?
— Хочу сказать тебе следующее: Гитлер и его отвратительная клика должны уйти. — Глаза Ханно пылали. — Они во сто крат хуже коммунистов. Лично я готов сотрудничать даже с большевиками, лишь бы только Гитлер исчез с лица земли как можно скорее.
— Что, ты готов пойти на пакт с самим дьяволом? — воскликнул фон Доденбург. В нем стремительно нарастала ярость. — Ты понимаешь, что эти русские свиньи сделают с нашей страной, если только сумеют покорить ее?!
Ханно фон Эйнем открыл было рот, чтобы ответить, но его опередил другой, очень спокойный голос, который произнес на чистом немецком языке с едва заметным акцентом:
— Знаете ли, мы совсем не являемся ни каннибалами, ни варварами. Или вы считаете, что мы едим человечину на завтрак?
Фон Доденбург обернулся, пораженный. Перед ним стояла незнакомая женщина. Она была одета в черное кожаное приталенное пальто, изящно обрисовывающее всю ее соблазнительную фигуру, кавалерийские брюки и начищенные сапоги. Но больше всего фон Доденбурга поразило ее лицо. У большинства русских женщин, с которыми он до сих пор сталкивался, были широкие крестьянские лица с крупными носами и грубыми чертами. Лицо этой дамы также было явно славянского типа, однако при этом оно было просто прекрасным. Зеленые глаза, великолепная кожа и исходившая во все стороны мощная аура чувственности почти заставили фон Доденбурга позабыть об угрожающей ему в этот момент опасности.
— Кто… кто вы такая? — только и смог пролепетать Куно. Он заметил, что женщина по-дружески кивнула Ханно фон Эйнему. Судя по всему, они уже когда-то встречались и были знакомы.
— Я — полковник Елена Кирова из женского полка «Мертвая голова»[21], — ответила она, прикоснувшись правой рукой к околышу своей фуражки. — А вы, я полагаю, знаменитый штурмбаннфюрер Куно фон Доденбург из штурмового батальона СС «Вотан».
Фон Эйнем явно наслаждался выражением крайнего удивления, которое появилось при этих словах на лице фон Доденбурга. Куно пробормотал:
— Откуда… как вы это узнали?
Елена Кирова пожала плечами, и фон Доденбург увидел как соблазнительно перекатываются ее груди под обтягивающей кожей пальто.
— Все очень просто. Бойцы моего полка только что взяли в плен ваших людей. И те нам все сказали.
— Ни хрена себе! — промычал себе под нос Матц, когда в церковь одна за другой вошли хорошо вооруженные женщины в черных мундирах. Все они, как на подбор, были сильные и рослые. Матц стал неохотно опускать свой автомат. Одна из русских амазонок угрожающе наставила на него ствол своей винтовки, и роттенфюрер поспешил бросить оружие на пол.
На мгновение, которое показалось фон Доденбургу вечностью, все застыли. Мозг Куно лихорадочно работал, пытаясь оценить совершенно новую ситуацию, в которой он вдруг оказался.
Но за него это сделала полковник Кирова.
— Позвольте мне обрисовать вам положение дел, штурмбаннфюрер фон Доденбург, — произнесла она со своим чарующим еле заметным акцентом. — Мы уже говорили об этом с майором фон Эйнемом.
«Вот, значит, как обстоят дела», — подумал фон Доденбург. Значит, Ханно не просто дезертировал. Он действительно успел вступить в прямой контакт с противником. Очевидно, бывший юрист решил действовать наверняка.
— В настоящее время, — продолжала Кирова, — Красная армия собирается предпринять крупномасштабное наступление в районе реки Карповка, в десяти километрах отсюда. Советское командование хочет воспользоваться брешью, которая возникла в немецких боевых порядках благодаря тому, что подразделение товарища Ханно фон Эйнема оставило фронт. И сейчас единственное, что мешает нам ударить во фланг Шестой немецкой армии, — это ваш бронетанковый батальон.
— И что же? — с трудом выдавил фон Доденбург.
— «Вотан» уже покинул боевые порядки на германо-русском фронте, — произнесла полковник Кирова, пристально глядя на фон Доденбурга. Ее взгляд был столь откровенно-многообещающим, что фон Доденбург, почти против воли, ощутил сладкое жжение в паху. — Мы прекрасно осведомлены об этом, штурмбаннфюрер. Выходит, вы уже проголосовали. Проголосовали собственными ногами. Вы оставили боевые порядки, потому что их невозможно было больше удерживать. Потому что вы поняли, что вся Шестая немецкая армия обречена. Да что там говорить об одной Шестой армии — все германские Вооруженные силы уже обречены, — заключила Кирова совершенно безапелляционным тоном, как будто все, что она говорила, было абсолютно неоспоримым.