– Это мой сын Фердинанд, – подтвердил он, удивленный ничуть не меньше Визе. – Вы с ним знакомы?
Теперь Визе понимал, отчего полковник показался ему знакомым. От радости он забыл обо всякой субординации.
– Разумеется, это же мой старый школьный товарищ! Он учился на пару классов младше меня, но мы часто вместе ходили в походы и крепко сдружились, несмотря на то что характером были не схожи. Он уже тогда грезил военной службой.
– И вы, надеюсь, тоже! – улыбнулся полковник.
Визе стушевался.
– Я стараюсь исполнять свой офицерский долг на войне, господин полковник. Но представить, что останусь в армии на всю жизнь, не могу.
– Что ж, – отозвался полковник. – Не могут же все быть солдатами. Но вы правы, Ферди еще мальчуганом мечтал поступить на службу, прежде всего, конечно, в авиацию.
Он с теплом посмотрел на фотографию сына.
– Больше всего его тревожит, что его не посадили за штурвал истребителя. В последнем письме возмущается, что хотят отправить его в транспортную авиацию. Ничего не поделаешь, придется понять, что и там нужны усердные трудяги, что хороший солдат будет исполнять свой долг на любой службе, неважно, на какой фронт работ его направили.
“Немного шепелявит, – отметил для себя Визе. – Прямо как Ферди!” Шепелявый полковник казался ему просто дивом дивным, отчего сердце его еще больше наполнялось радостью.
– Итак, в путь! – произнес тот, вставая из-за стола.
Визе уловил слабый аромат парфюма. Он помог новому комдиву накинуть плащ; погон на плаще не было.
Снаружи их уже поджидал гусеничный бронетранспортер, в котором пожелал ехать полковник, и две приставленных к ним в качестве охраны бронированных разведывательных машины. Утрамбованная проезжавшими по ней ночью колоннами дорога на Бузиновку была почти пуста. Лишь изредка попадались им отдельные отставшие от части солдаты, по большей части пешком; то тут, то там на обочине копался в моторе шофер; мелькали мимо мотоциклы. Поскольку существовала опасность нарваться на неприятеля, разведчики двигались далеко впереди, обозревая окрестности с каждого возвышения. Завидев группу раненых, полковник остановился, поинтересовался видом и тяжестью ранений и тем, к какой войсковой части они относились. Не доверяя незнакомому офицеру, те замялись.
– Рассказывайте, не бойтесь, – успокоил их военный. – Я ваш новый комдив, полковник Герман!
Солдаты оживились. Как дела в Бузиновке? Все в лучшем виде. Эту деревню они русским не отдадут!.. Двинувшись дальше, полковник в задумчивости уставился прямо перед собой.
– Невесело, конечно, перенимать дивизию в столь плачевном состоянии, – поделился он с лейтенантом. – Ну да ничего, скоро настанут лучшие времена.
И он указал на многочисленные покореженные остовы танков, торчавшие повсюду из-под снега, точно грибы.
– Видите? Это следы нашего продвижения прошлым летом. Большую часть из них я сам подбил вместе со своим полком. Тогда я и подумать не мог, что мне предстоит проделать тот же путь при совсем иных обстоятельствах…
В это время подполковник Унольд мерил шагами бомбоубежище. Растрепанные волосы, небритое посеревшее лицо и расстегнутые пуговицы его задрипанного мундира, увы, наглядно свидетельствовали о том, что боевая дисциплина его стремилась к нулю.
– Посадить мне под нос какого-то желторотого… Просто возмутительно! – возмущался он, обращаясь не то к самому себе, не то к капитану Энгельхарду, служившему ему полигоном для вымещения постоянно вскипающего гнева. – Мне, годами служившему при Верховном командовании! Будто я сам не мог бы возглавить эти жалкие остатки дивизии! Кто тут до сегодняшнего дня всеми командовал? Я и только я! Они ведь все меня просто травят… Шмидт мстит мне за то, что я не дал в свое время его племяннику подняться по службе. Знаю я все это, знаю! Ведь именно ему, и только ему я обязан тем, что меня в свое время так и не представили к Немецкому кресту… Но говорю вам, долго я в эти игры играть не буду! Такой человек, как я, здесь совершенно не на своем месте!
Энгельхард недоуменно молчал. Он единственный из всех штабных был, по крайней мере отчасти, знаком с нелегкой судьбой подполковника. Еще мальчиком тому пришлось бежать из России; оставшись сиротой, он, нищенствуя, прокладывал себе путь наверх каторжным трудом. Неужто такой человек, как он, мог вот так просто взять и все бросить?
Крохотная колонна полковника добралась до Бузиновки без происшествий. Еще вчера хутор сотрясала паника, но, несмотря на причиненный ущерб, в нем снова воцарились покой и порядок. На улицах было довольно пустынно, но все же движение наладилось. Артобстрелы, из-за которых то тут, то там вновь вспыхивал пожар, уже не нарушали течения жизни – они стали ее частью. В том месте, где торчал обгорелый остов провиантского склада, группа бойцов разбирала завалы.