– Вот в таких соснах я хочу сфотографировать тебя без всего. И у моря. И на камнях…
Она уже и сама хотела, «приготовилась морально», как я ее вчера просил. А я предвкушал, видел в воображении живую пластику ее тела, совершеннейшего творения природы… Процесс созерцания – несомненный акт близости, он особенно волнует тогда, когда женщина активно участвует в нем, нежась в волнах вашего восхищения – ведь не случайно же столь великим очарованием наделила женское тело природа! Такое – зрительное, восторженное – общение еще больше сближает, поднимает близость до уровня чарующей музыки…
Мы шли, и я любовался ею. Ее движения и в одежде были для меня как музыка – потому особенно, что я уже видел ее обнаженной…
Последний поворот дороги – и перед нами внизу распахнулась Синяя бухта «Нового света», домики поселка, набережная, утопающая в цветах. Длинные, пенистые, сине-зеленые с белыми гребнями валы шли на берег, мы слышали неутихающий шум.
Спустились к цветам на набережной. Сплошные заросли бархоток, петуний, канн. Приторный аромат резеды. Множество бабочек, пчел, шмелей. Черные, с фиолетово-синим отливом пчелы-плотники – ксилокопы… Знакомый, очень близкий мне мир. Мир первозданной природы и особенно – мелких ее существ. Моя креолка уже начала приобщаться к нему. Когда сидели в лоджии в первый наш день – еще до первого поцелуя, – я заговорил о своем увлечении («все – во всем», мир – «крупным планом»…), и она призналась, что очень любит биологию, вообще мир живого, она, как всегда, была абсолютно искренней, и признание ее сблизило нас еще больше. Как много, оказывается, способов и форм сближения между людьми! Мы пока не говорили с ней о такого рода вещах, я знал только, что институт, в котором она учится, не нравится ей. «Электронно-механический». Не ушла вовремя, а теперь остался лишь год до диплома. «Приходится терпеть»…
Я фотографировал ее на набережной около цветов, карие глаза ее так и сияли, а я чуть не пел от восторга.
Трудно было удержаться и тогда, когда спустились к галечному пляжу, малолюдному по сравнению с нашим. Я остался наверху, на крыше железного тента, а она в купальнике спустилась к кромке моря и вошла в волны. Стройная русалка с развевающимися на ветру волосами смело встречала набегающие пенистые валы, Жаль только, что все же в одежде…
Полуразрушенная землетрясением 20-х годов «Царская тропа» опоясала гору – кое-где камни отполированы до блеска множеством ног, проходивших здесь, – а внизу колышется море то синее, то совершенно зеленое. Пляшущие отблески солнца, тугой напор теплого ветра, чайки, чьи пронзительные крики едва пробиваются сквозь грохот прибоя…
За поворотом открылась бухта, а внизу – и вовсе ослепительная беспокойная синева, хаос скал и камней, осыпаемых белыми брызгами.
– Галочка, милая, а что если вон там, в тех камнях…
В «Шаляпинском гроте» сидели люди, временами появлялись и на тропе, но мы спускались к прибрежным камням, и на пути я увидел совершенно очаровательное местечко: немного высохшей до желтизны травы и светло-фиолетовая пена мелких цветов среди дикого нагроможденья камней.
Она разделась с оглядкой – полыхнули незагорелые крепкие груди, выпущенные из купальника на волю, засветился ослепительно белый низ живота с милым, чуть раздвоенным треугольничком. Она легла прямо на траву, среди фиолетовой пены цветов, и сухие, прокаленные солнцем камни были тут же вокруг – и соломенная эта трава, и цветы, и камни, казалось, осторожно и бережно приняли к себе этот подарок. Роскошное, полное жизни творение Бога на сухой, скудной земле…
Потом она надела купальник, и мы спустились к самой воде. Она забралась на небольшую скалу и долго ждала, пока пройдут по тропинке и скроются за поворотом туристы. Волны бились вокруг, летели брызги, стоял сплошной грохот и гул. Люди прошли и скрылись, можно снимать купальник…
Загорелая наяда, шоколадная на темных мокрых камнях (с белыми полосками, правда), приторная, темно-лазурная синева моря, фонтанные вспышки брызг… Такое беззащитное тело в нагромождениях мертвого камня, потоках ветра, фонтанах воды – таинственный и чудесный плод жизни, рожденный в морской стихии…
Я показал ей еще один камень неподалеку – кричал, жестикулировал в шуме, – она поняла, перебралась, грациозно ступая, предварительно надев все же купальник, потому что по тропинке опять шли люди, целая группа неуклюжих и толстых, главным образом женщин. Этот камень был мокрый, время от времени до него добирались волны, вокруг взлетали белые брызги, и я предвкушал феерическую картину. Но, увы, какой-то парень в полосатых плавках – из тех, что сидели в «Шаляпинском гроте», – очевидно, догадался и шпионил за нами: забрался на скалу и глазел нахально. Поняв, что он не уйдет, мы выбрали другой камень, но парень не сдался и залез выше…