И старая заарин со вздохом облегчения закрыла глаза.
Таджикистан, Пенджикент
Саттах Амонатов
– Ассалам алейкум, Саттах.
– Ваалейкум ассалам, ака! Какие известия принес мне язык Ирбиса?
– Тебе просили передать, ата. Человек сказал: «Нет».
– Жаль, искренне жаль…
– Но по зрелом размышлении он передумал и сказал: «Да».
– Это хорошее известие. Сколько я должен Леопарду Гор за раздумья моего визави?
– Ты не должен денег, Саттах-бек. Люди сами оплачивают свои раздумья. Таковы правила.
– Что ж, благодарю. С вами приятно иметь дело.
– Я рад, что ты доволен, ата. Если будет нужда – обращайся. Ты знаешь, как нас найти…
Окрестности Новосибирска, деревня Выселки
Пчелинцев
Пчелинцев примчался сам. Смысл заморачиваться долгими радиопереговорами, когда проще приехать и лично все осмотреть? Восемьдесят километров для «уазика» не расстояние, особенно если едешь в одиночку и весь груз – пара канистр да автомат.
Полковник побродил по Выселкам, попинал обугленные доски заборов, пару раз остановился переброситься парой слов с кем-нибудь из местных. Сержант Поляков, словно приклеенный, ходил за начальством, припадая на правую ногу.
Минут через двадцать Пчелинцев не выдержал:
– Сержант, мать твою! Достал в корень! Сядь на попу ровно и сиди, пока не позову! И рожу не криви, никто расстреливать не собирается!
Поляков ухромал в сторону «Штаба», где шумели восстановительные работы. Урусов, недолго думая, привлек к ним всех своих «тревожников». Местных мужиков решили не трогать: у них и своих забот хватало. Вездесущих детишек не гнали. Наоборот, активно использовали: то гвоздь подать, то отвес подержать….
Наконец туда же подошел и полковник. Урусов подобием строевого шага дернулся навстречу, но был остановлен.
– Отойдем? – Пчелинцев уклонился от порции щепок, вылетевших из-под топора чересчур увлекшегося работника.
– Отчего бы и не отойти, – не стал возражать старлей.
– Что скажешь? – спросил полковник, когда они оказались подальше от стройки, а главное, от любопытных ушей. – Ты что, собрался острог возводить?
– А что такого? – удивился Урусов. – Мы в Сибири? В Сибири! А тут положены каторги, остроги и туземцы. С каторгой нескладуха выходит, так на всем прочем отыгрываться надо.
– И до туземцев дойдем, – задумчиво сказал Пчелинцев, внимательно глядя, как бойцы вертикально вгоняют в землю бревно. Кивнул в их сторону: – Думаешь, удержат?
– Неа, – отозвался старлей. – Не удержат. Пулю в смысле. Картечь поймают на раз-два. РПГ у них нету, иначе нас бы уже пожгли к херам собачьим. А так – вплотную не подойдут, от рикошетов спасет…
– И селянам уверенности добавит, – закончил его мысль Пчелинцев.
– Это в первую очередь.
– Ладно, маршал Маннергейм доморощенный, давай по кратким итогам.
– Яка там в сраку церемония, товарищ полковник. В смысле, краткие итоги… Из наших – трое наглухо. Один с десяток осколков поймал, но жить будет. Сержанта сам видел. Относительно целый.
– Видел, – согласился Пчелинцев. – За мной круги нарезал с виноватой рожей.
– Пусть нарезает. Ему полезно, – махнул безразлично Урусов. – Из гражданских – восемь погибших. Пара десятков раненых. В первую очередь вырезали всех на ферме. Коров попытались угнать. Большую часть наши вернули. Крупный рогатый – не танк. В здешних лесах застряет и буксует.
– Кто нападал, определились? – Пчелинцев сорвал с дерева небольшой кусочек коры и медленно крошил его пальцами.
– Что там определяться? Алтайцы приходили. Зверье у себя повыбили, урюки, решили к нам наведаться. Не свезло.
– Да как сказать, не свезло…. – полковник отряхнул руки об камуфляжные штаны. – Ты там заикался, что пленных взял?
– Везет мне на них, – кивнул Урусов. – Вернее, Черному повезло. Дэн двоих повязал. Еле от мужиков местных сберег. Те на кол посадить хотели.
– Суровые тут люди, как погляжу.
– Дык ведь, Сибирь, как никак….
Таджикистан, окрестности Айни, чайхана
– Алейкум ассалам, уважаемые!
– Ваалейкум ассалам, Мустафа!
– Что интересного происходит в мире, Абдулла? Или ты, Вагиз, поделишься свежими новостями?
– Куда ты всегда так торопишься, Мустафа? – ответил Вагиз. – Сядь, выпей чаю, посмотри на мир спокойно и с достоинством, присущим старости, а не спеши, словно пылкий юнец.
– Как скажешь, о мудрейший.
Аксакал, кряхтя, взобрался на дастархан и налил чая.
– Вы слышали, уважаемые, – начал он, не допив даже первую пиалу, так не терпелось сообщить остальным горячую новость, – под Новичомогом вырезали целый кишлак.