- Здравствуйте, – выдавила и запнулась. Кто это? Он! Она?
- Проходь, - прошелестел старушечий голос. О! Бабка…
- Меня зовут…
- Екатерина! Ведаю! – отмахнулась хозяйка: - Яз тебе ждати! Подь, подь, - подталкивала к столу. - Вопросы опосля, яко поешь, отдохнешь.
Сердце гулко стучало – бабка её знала. Присев, внимательно следила за старушкой. Ни черта не разобрать - лицо прикрыто капюшоном, в темноте только зелёные огоньки-глаза светятся. Старушка подошла к стене и взяла бутылёк. Недолго возилась в рядом стоящей коробке, бурча под нос. Двигалась неспешно, размеренно. Вернувшись, бесцеремонно подхватила её руки. Разглядывая кровоточащие ногти, качала головой. Катя старательно всматривалась - тщетно. Бабка, отвернулась и прошелестела обратно. Опять возилась несколько долгих минут, приговаривая на смешанном наречии. Вернулась с дурно пахнущей тряпицей:
- Черпало у печи, персты помой, негоже с грязью за стол.
Катя подчинилась и, умывшись, села обратно - холодная вода чуть взбодрила.
Старушка грубыми пальцами ловко крутила кусок ткани, обматывая раны. Катя смутилась от нелицеприятного вида: тонкие, скрюченные в суставах; кости выпирали, грозясь порвать сморщенную кожу, а ногти - длинные, спиралевидные. Какая мерзость!
- На тебе заживёт быстро, - заявила ведунья, небрежно опустив одну больную руку, - токмо больше не твори кое.
- А я бы не творила, - поспешила оправдаться, - если бы лестница была.
- Ишь, кая! – бубнила старушка. - Ответы получить хочет, а помучиться первее нет.
Сказать нечего – опустив голову, Катя засопела. Бабка закончила перевязку второй ладони. Пальцы подёргивало и появилось дикое желание почесаться.
Старушка ополоснула руки и подошла к печи. Открыв, ухватом достала чугунок. Поставила на стол и присела рядом. Катя сглотнула – запах ошеломлял. Желудок свело, в животе предательски заурчало. Несмотря на пережитое, аппетит не спал. Голова закружилась, поплыли образы гречки с мясом. Скрипучий голос заставил вздрогнуть:
- Ложь, не стесняйся.
Подчинившись команде, потянулась к ближайшей тарелке. Привстав, скользнула взглядом по столу, ища поварёшку – нет. Посмотрела на бабку – молчит. Катя оглянулась… половник лежит возле чугунка. Раздумывать, откуда появился, не позволил кашель старухи. Нарочно ведьма кхекала! Выводила из замешательства, это точно. Трясущимися руками сдвинула крышку с чугунка – умопомрачительный запах пропаренной каши ударил мощной волной, едва не лишив чувств. Катя чуть не заскулила от нетерпения. Два дня ни крошки во рту. Но, положив гречки, блюдо поставила перед хозяйкой. В ответ услышала довольный хмык. Осмелев, наполнила тарелку себе. Кушать хотелось зверски, но она сидела, ожидая приглашения. Старушка протянула ложку:
- На, удобее ясти. Благие люди придумали…
- Спасибо, - огорошено пробормотала Катя.
Ела быстро - много вопросов, а пока время шло, появлялось ещё больше. Спецтрюки не только настораживали, но и пугали. Прожевав последнюю ложку, взглянула на бабку – её блюдо пустое. Чёрт! Ведьма не притрагивалась к гречке, руку на отсечение. Да какая каша? Ложка на том же месте.
- Вставай, - бесцеремонно подтолкнула старушка. - Глянь. Могле, еже ести?
Катя подошла и осторожно заглянула в печь. Как там оказался поднос с булками и ковш, неизвестно.
- Ну, шибче - стынет!
Катя поставила всё на стол. Налив воды, замерла. Из её чашки повеял аромат - чай с молоком, а над соседней поднимался лёгкий дымок крепкого кофе.
- А еже? – голос старушки вывел из очередного оцепенения. – Аки появился божественный нектар, только его и пью! От хвори помози, да коротать вечер проще!
- Понятно! – кивнув, пробормотала Катя.
Окончила трапезу и оглянулась в поисках мойки или на худой конец корыта, в котором можно ополоснуть посуду - ничего не появилось. Обернувшись к столу, поперхнулась словами – пусто. Ни чашек, ни тарелок…
- Кто… вы такая? – еле выдавила.
Луна, будто только этих слов и ждала – заглянула в маленькое окошко, под самой крышей и избушка посеребрила избушку. Бабка выпрямилась, сморщенное, как печеное яблоко, желтоватое лицо, улыбалось. Два зеленых камушка-глаза, посаженые глубоко под лохматые брови, ярко сверкали. Нос маленький и прямой, а губы расползлись, обнажив беззубый рот.
- Аки кто? А ты не ведати?
- Не знаю, но… - запнулась на секунду, - есть пара догадок, – неуверенно прошептала и поморщившись.
- Всего пара? – старушка явно потешалась. – Ижно неважно! Аки меня не зови, нутро моё от того не изменится. - Сокрушенно покачала головой: - Конечно… ты единорожденная послежде кончины, тебе труднее. Ижо хто с детства такой - не усомнится.
- Что значит: «ежинорожденная послежде кончины»?
- Изгибнула – воскреси! – бубнила ведьма недовольно. - Перерождение второй сущности. Ты впервой изгибнула – дар проявляться стал…
- Да, - кивнула, задумавшись. Так и было. Вышла из больницы сама не своя. Звуки, запахи, краски – пугали.
- На себя-то уповаешь? – колдовские глаза зацепились, будто присоски кальмара - если попалась жертва, не отпустят.
- Уже, - нехотя призналась, ёрзая. Старушка задавала вопросы, ответы на которые ей известны. Спрашивала просто, чтобы поддержать разговор или смутить.
- А на других? – не отпускала ведунья.
- Теперь, да...
- Что ж во мне такого, иже аж, пару догадок? – Ведьма даже не моргала. Губы растянуты в улыбку, но взгляд серьезен.
- Отчаянная попытка с головой дружить? – предположила Катя и горько усмехнулась: - А то от таких вариантов хочется выпрыгнуть из избушки и прямиком… в психушку. Хотя она…давно для меня открыта.
- Да, да! – улыбалась бабка, - там таких полно. Но, ижно, кто не совладал с дарованием.
- А где те, кто справился?
- Благий вопрос, - кивнула ведьма. - Хто - жиеть, а хто – существует…
- Это как?
- Ну, - протянула и разжевала старушка: - Хто-то залещи аки я. Хто-то скрывает, что веси. А хто-то с благодатью приняв, получает блага мирские. Но, еси те, хто ищет коих аки ты.
- То есть? – встрепенулась Катя.
- Ишь, ты - молодец! – хихикнула старушка и почавкала беззубым ртом: - Попривыкла. Ищут каждый по-свойски: хто-то дабы приложитися, а хто-то дабы упразднити.
Присоединиться или уничтожить… Вспыхнула надежда - Катя взбодрилась:
- А вы, на чьей стороне?
- Яз? – удивилась старушка. - Яз сама по себе. Рази такого не бывати?
- Нет, не бывает! – решительно покачала головой. - Когда настанет время, придётся встать на чью-то сторону.
- Думаешь придёт? Пора определятися? Аль можно так существовать? – Ведьма перестала улыбаться. Нефритовые глаза цепко принялись разглядывать. Проникали в подсознание: ковырялись, проверяли, вызнавали – Катя передёрнула плечами. Волосы зашевелились – ощущение не из приятных.
- Можно... – услышала собственный голос, со стороны. Откуда смелость такое говорить? Как рот вообще открылся без ведома хозяйки лепетать, причём, не зная что? - Но уже скоро. Особенно по вашему времени…
- Ишь, кая внимательная, – бабка вновь заулыбалась. – Моим летам? - голос похолодел. Катя сжалась - морозом окатило с ног до головы. - Ты мои лета не веси - не судити! А вот, когда настанет срок, тогда и решим, кто за кого будет. Ты пришла почто?
- Спросить…
- Вот спрашай, - холодно отрезала ведьма, - и подь отседаль.
- Простите, - сожалела искренне, - не хотела обидеть…
- Было бы иначе… - ведьма недовольно поджала губы. - Я сильше, раздавлю аки букашку. Но душа твоя чиста и открыта, поэтому разговор ведется. Спрашай, пока добрая.
- Кто я?
- Аки хто? – удивилась старушка. – Катька.
- Да что имя? – тряхнула головой. - Кто я есть, на самом деле?
- Катька! – убежденно заявила бабка. – Твои замашки, дарования, очи, никого не напоминают?
- Кошку, - неуверенно пробормотала Катя. - Так сказал упырь. Но, это разве может быть правдой? Я ведь до первой смерти обычной девочкой была?
- Опять! - ведьма стукнула по столешнице. - Вурдалака встретила. Несколько раз изгибнути. Творишь, что простому люду не дано. Обличали, что кошка. Родителей потеряла, а все ктому не веси?!