– Олег, я здесь! – раздался знакомый голос.
Карев повернулся и увидел жену в дверях пассажирского вагона. Она махала рукой, прижимая к груди обычный солдатский вещевой мешок. Опять с гостинцами. Ну что с ними делать! Он поспешил к вагону, подавая жене руку и помогая спуститься на платформу. Оксана щебетала без умолку, стараясь сразу передать все новости. Была у женщины такая особенность, она, когда уставала, всегда много говорила. Это как у больного в горячечном бреду. Но стоит ей сейчас попасть домой, согреться после холодного продуваемого вагона, напиться горячего чая, и Оксана сразу замолкнет, ее взгляд помутнеет, она заберется в любимое кресло под торшером, накроется большим пуховым платком и будет дремать.
– Вот неугомонные старики, – проворчал Олег Иванович, взвешивая в руке вещмешок. – Что на этот раз?
– Окорок и пирожки с вареньем. Деревенские. Это не старики, – вздохнула жена. – Хорошо, что я вчера приехала, хорошо, что я оказалась врачом.
– Что произошло? – насторожился Карев, подводя жену к машине и помогая ей забраться на переднее сиденье.
– Мальчишка чуть не погиб. Если бы не я, то конец пареньку. Подавился, стал задыхаться. Какая-то старуха пыталась помочь и сделала только хуже. Пришлось делать прокол ножом, чтобы он мог дышать… – Оксана покачала головой, махнула рукой. – Не хотела брать, так родители чуть ли не в ноги упали. Спасительница же!
– Родителям бы оставила, – проворчал Олег Иванович, заводя мотор.
– Не успела, они прямо к поезду принесли свои подарки. Мне и самой неудобно, правда. – Оксана снова махнула рукой. – У тебя-то тут как дела? Ты плохо выглядишь. Мне кажется, что ты не спал с тех пор, как я уехала. И мешки под глазами. Тебе сердце нужно подкормить. Завтра же пойду на рынок и куплю тебе ягоды боярышника. Буду поить тебя отваром.
– Отваром? Это хорошо, – задумчиво ответил Карев, а сам подумал о том, что жена будет в панике потому, что сегодня ему снова не ночевать дома, не положить голову на подушку до самого утра.
Карев украдкой с нежностью посмотрел на жену. Сколько же она перенесла с ним. Неспокойная жизнь с мужем, если он служит в НКВД. И ведь все терпит, все переносит стойко и мужественно, как жена чекиста. Многое понимает, о многом не говорит, но порой достаточно одного теплого взгляда, одного прикосновения руки, и сразу понятно, что хочет сказать женщина, которая рядом с ним идет по жизни вот уже двадцать пять лет. А говорят такие взгляды и такие прикосновения только об одном: все хорошо, я рядом, я с тобой. Что бы ни случилось, я останусь с тобой до конца, до последнего дня.
«Ох, душа моя, – с теплом подумал Олег Иванович. – Потерпи, потому что тяжело всем. Сломаем эту войну и заживем мирно и красиво, как мечталось когда-то в молодости. А сейчас… Сейчас меня ждет оперативная группа из Москвы, да еще с особо секретным заданием по линии контрразведки. И разобраться бы в своих рядах, на заводе. Ведь дело сложное, важное. Какой уж тут сон. Это ты, моя голубушка, в госпитале у себя можешь хоть полчасика на кушетке подремать…»
Максим думал об этом, когда шел на место встречи по еле освещенной улице. Ночь была пасмурной, хотя и безветренной. Сухой снег под ногами почти не скрипел на утоптанных тротуарах и дорожках. На проезжей части улицы его не осталось практически совсем. Оставив машину на соседней улице, Шелестов перешел проходными дворами на Кузнечную улицу. До встречи оставалось две минуты. Максим думал о том, что он, может быть, перестраховывается, но, сравнив риски, решил, что так и надо, они ведь не банду пытаются разоблачить, не группу уголовников, а вражеского разведчика, который уже почти проник в конструкторское бюро и получил доступ к секретной информации, касающейся новых разработок для современного и перспективного советского истребителя. Тут рисковать нельзя, тут не два, а двадцать раз перестраховаться надо, пока сделаешь следующий шаг. Вспугни ты вражеского шпиона, и все, уйдет в тень, ляжет на дно, обрубит все контакты, и все, ты его больше не найдешь. А он начнет пользоваться запасными, ранее подготовленными каналами связи, новыми контактами.