– Ты там как, чувак? Слышал, они чего-то от тебя хотят.
– Откуда ты знаешь?
– Парни говорят.
– Что говорят?
– Совсем как девки, только хуже, – он ухмыльнулся, сверкнув ровными белыми зубами, – говорят, ты все это ради бабы натворил, и по-хорошему это невозможно.
Я молчал.
– А она свалила от тебя с деньгами, оставила одного расхлебывать. К тому же, она была старше тебя на десять лет и выглядела, как порнозвезда.
– Ну, это они загнули.
– Я не хочу знать правду, если что.
Он многозначительно помотал головой.
– Что, реально крутая телка?
– Это всё полный бред.
– А зачем ты ее выгораживаешь? Слей, что тебе терять? Она тебя кинула, сливай.
– Тарек, ты гений последовательности.
– Что?
Он достал из-за уха сигарету и покрутил в пальцах.
– Что бы ты сделал, если бы мог добраться до любой скрытой информации в мире? Представь, всё, что кто-либо когда-либо хотел утаить от других, стало тебе доступно?
– Выяснил бы, кто мой папаша, явился к нему и набил морду.
– Достойно. А потом?
– Узнал бы, где хранятся бабки, и пришел бы их забрать.
– А дальше?
– Ну что ты заладил? Пошел бы бабки тратить, что с ними делать еще… Подожди, ты хочешь сказать, что…
– Я ничего тебе не говорил.
– Ты гонишь чувак!
– Разумеется.
– Они хотят, чтобы ты на них работал?
– Бинго.
– А сам ты чего хочешь?
Отличный вопрос, Тарек. Я хочу упасть дважды в одну и ту же воду. Найти женщину, которой не существует. Быть только с тобой, Карла. В нашей Вселенной либо в чужой, в этой жизни либо в грядущей. Мне плевать на границы, правила и условности.
Не помню, какое это по счету письмо. После нескольких ночей в одиночной камере мозги перестают различать даты, номера и порядки. Остается лишь страх никогда отсюда не выйти, замешанный на постепенно тающей уверенности во всем, что тебя окружает. Страх исчезнуть из информационного поля, стать абстрактным сгустком материи, кучкой бессмысленных битов, никем и ничем. Беспросветный и необъяснимый, куда более глубокий, чем страх смерти.
Я живу необоснованной верой в прошлое, снами, глюками, бесконечными беседами с Карлой, которую, если верить Мишель, я же сам и выдумал, чтобы оправдать собственную никчемность. С унылым упрямством вспоминаю подробности той скучной, бесконечно чужой жизни, которой я жил всего год назад. Скажем, первое будничное утро за много лет, когда я не пошел в школу.
В гостиной роем остервеневших пчел гудел пылесос. Интересно сколько времени продержится у нас нанятая недавно домработница? Я бы поставил недели на полторы.
Спустившись на кухню, я открыл холодильник и осмотрел крепостную стену из лотков с остатками вчерашней трапезы. Открыл полупустую бутылку кислого субботнего вина и глотнул из горлышка. Посочувствовал одинокой куриной ноге, застывшей в лужице бульона. Залил миску хлопьев «настоящим деревенским молоком 2% жирности». Таким же настоящим, как все в нашем доме, включая теплые родственные отношения. Услышал шорох шин по гравию – маменька вернулась из торгового центра.
– Я записалась на уроки йоги, – сказала она переступая порог, – да, совсем недорого, в моем состоянии любая активность лучше, чем ничего. У меня такой муж и такой ребенок… Да-да, все нормально, мне просто нужно было отвлечься.
Прижав плечом телефон, она включила кофеварку, полезла в холодильник за сливками и только тогда заметила меня. Сделала знак подождать. Вечный такой знак, который делают не к месту попавшимся на глаза детям. Выйдя в коридор, строго и властно пообщалась с домработницей.
– И что ты собрался делать? – спросила она минут через пять, когда мне удалось наконец утопить все хлопья в молоке, окрасившемся в приятный кофейный цвет.
– Порублюсь до полудня в World of Warcraft. Пожарю себе омлет с луком. Позвоню Джею.
– Зачем ты ёрничаешь? Я спрашиваю, как ты собрался поступать в колледж без аттестата? Почему ты молчишь?
– Я ем.
– С тобой невозможно нормально разговаривать!
Она стала мерить шагами кухню от островка до шкафов с дверцами розового дерева и матовыми стеклами цвета ванили.
– Мне жаль, мама. Правда, жаль. Но у меня нет ни малейшего желания туда возвращаться.
– Иногда я думаю, что твой отец прав.
– Мой отец ничтожество.
«Напыщенное пустое место. Будь у тебя хоть капля достоинства, выставила бы его за дверь год назад, отправила бы к той шлюхе, у которой он и так проводит вечера. Но тебе куда важнее, чтобы соседи, да родственники, да те курицы, которые ходят с тобой на йогу и благотворительные вечеринки, не узнали, что в датском королевстве что-то безнадежно протухло.»