– А я щас научу тебя мудрости. Щас увидишь.
Соломон уложил Каму на спину, и начал стягивать вниз ее шикарные трусики, которые представляли собой две миниатюрные полоски – поперечные и продольные. Он держал ее талию в руках, спустил с нее обе лямки лифчика, чуть приподнял ее, и Кама заволновалась.
Она стала ахать, трепетать, и губы Соломона нашли плотный как вишня сосок, и не в силах были с ним расстаться. Он менял соски, исследуя языком то правый, то левый, то хотел свести их вместе, чтоб почувствовать во рту сразу две вишни. Ему это удалось, и он услышал ее глубокий вздох, после чего он ей раздвинул ноги.
Примерился взглядом, и подвел свой член к ее гладко выбритой куночке, головка члена коснулась ее клитора, и с большой силой вошел в нее.
Постанывая, она ерзала под ним, закинув ноги ему на спину. Ощущение ее бедер сводил его с ума. Продолжая фрикции, он между тем успел включить магнитофон. Он как бы все подготовил заранее.
Послышалась музыка Эдварда Грига. Потом резко музыка оборвалась, и кто-то (а кто, Кама так и не узнала) стал говорить хриплым голосом: ''Как греки классически обосновали философию, а римляне – право, так евреи классически обосновали религию, которую мы преемственно приняли от них в наследство для поклонения и дальнейшего употребления''.
Кама, услышав это, взглянула снизу в глаза Соломону, потом опять начала стонать, чувствуя оргазм. Запись на ленте продолжала свое дело: _"слова раввинов суть слова Бога живого. Маймонид подтверждает словами это:
«Страх перед раввином есть Божий страх», и заявляет рабби Раши: «Если заявляет тебе раввин, что твоя правая рука есть левая, а левая правая, надо придавать его словам веру. _Офффф ''.
Кама стонет заново, охает, но слушает внимательно. Эти слова уже действуют на нее по другому.
Неугомонно втыкал Соломон ей своей погремушкой, и магнитофонный голос шептал как змея: _"евреи более приятны Богу, нежели ангелы, так что дающий пощечину еврею совершает столь же тяжкое преступление, как если бы он дал пощечину Божьему Величию''._ Постельная проповедь продолжалась еще минут десять.
Через минут 30 Соломон с Камой вышли из комнаты. Соломон, сказав ей – "прав Дон Жуан, который столько дев освободил от тягостного девства', дал ей две стодолларовые купюры.
Она быстренько положила их в сумочку. Поправила прическу, на ходу обсыпала пудрой свое лицо.
Через час она с улыбкой вошла к себе домой. На диване сидел ее муж, читал газету "Эхо". Радостно подпрыгивая, забежала она в комнату.
Улыбнулась ему так искренне, что Айдын (так звали мужа) не мог на это не отозваться.
– Айдынчик, я попала вперед на 200 баксов. Так что я тебе костюм куплю. Хочешь, пойдем, прогуляемся?
У Айдынчика засверкали глаза. Он поцеловал жену, посмотрел ей в глаза (чуть отстранив от себя), сказав при этом следующее:
– Любимая, как просто думать о тебе: ведь я ж не знаю, где твое начало и где кончаюсь я. ''Чтобы склонить мужчину к измене, достаточно выйти за него замуж.
Отчаявшись изменить мужа, изменяют мужу'' – подумала Кама.
В тот день они гуляли долго, до самого утра. Кама с ненавистью смотрела на прохожих, твердя одно и тоже: "Какая у нас больная страна. Как жаль что не еврейка я – в Америку хочу!'' На следующий день она своему супругу купила костюм, и в придачу Талмуд.
6.
632 год. Город Мекка. (Отрывок из сна Мохаммеда).
Ночь. Трое мужчин крадучись приближались к лагерю, который был разбит у окраины Мекки. Мужчинам было трудно, они передвигались неловко, так как были в длинных балахонах. Они были взволнованы, тяжело дышали, стараясь не глядеть друг на друга.
Яркая луна освещала их силуэты, но их лица так и остались незаметными.
Они молча двигались вперед, потом зигзагами, налево, вновь прямо. Было видно, что они вместе отхватили не малую дорогу.
Послышались голоса с лагеря, который был обширным, тянулся позади домов, выходил за город, и потом пропадал в поле. Все говорило, что здесь какое – то хозяйство текло в обширном размере. Люди оживленно говорили, кричали, работали. Женщины готовили пищу, дети носили им воду. Мужчины резали скот, разделывали мясо.
Путники, сделав один или два поворота, очутились наконец перед одним шатром. Пока они рассматривали шатер, один из трех мужчин, обратился шепотом к другому:
– Ашдад, у тебя яд?
– Да, да, у меня.
– ТакСейчас я отвлеку детей, а ты намажь этой мазью грудинку. Вот, видишь, она готова к вертелу, ее завтра будут на огне крутить.
– Хорошо, Йорам.
– Только посерьезнееТы знаешь это для когоОтступать некуда.
– Этот яд – смысл всей моей жизни – здесь был испущен очень глубокий вздох.
– Все, ступай. Или он, или мы – сказал Йорам, которому очень понравились эти слова.
Мужчина по имени Ашдад, получив поручение, отполз от них в сторону сиреневого шатра, где на земле на раскрытых белых паласах горками лежали огромные куски сырого свежего мяса.
Йорам взглянул на небо. Луна исчезла, небо помутнело, только одна звезда сверкала сильнее обычного.