- Сделка не состоялась, - вдруг произнес Пип, как бы подводя итог разговору. - Я поднимусь - поищу Монику.
Террада неотрывно смотрел ему вслед. На миг мне показалось, что сейчас он обратится ко мне за помощью. Вид у него был озадаченный и жалкий. Что я мог ему сказать? Вдруг он схватил свои сандалии и заковылял босиком до горячим камням за Пипом, крича ему вдогонку:
- Подожди, Пип! Я тебе сейчас объясню...
Я глядел, как они поднимаются вверх по склону. Терраде пришлось остановиться, чтобы надеть сандалии, но все же он догнал Пипа, и тут я увидел, что Джуди тоже бежит за ними.
- Джуди! - закричал я. - Не ходи за ними! Оставь их одних!
- Я беспокоюсь за Лестера! - крикнула она в ответ.
Этого я уже не мог понять. Взбешенный, я сказал ей!
- Господи Иисусе, Джуди, если ты хочешь, чтобы все уладилось, дай же им возможность самим это сделать.
Она остановилась и смотрела им вслед, пока они не исчезли на шоссе, высоко над нами. Затем она повернулась и нехотя села. Дора обняла ее своей жирной рукой и сказала:
- Ничего с Лестером не случится. Не волнуйтесь. Они скоро вернутся.
Однако они не вернулись, и все заботы, связанные с "кошмарным" Дориным пикником, легли целиком на мои плечи. Я перенес в машину все, что осталось от еды и питья, усадил туда обоих детей, и мы молча поехали обратно. Моника была уже дома, она загорала на веранде. Нам она сказала, что приехала на попутной машине.
- А где же он? - спросила она.
Я ответил, что Пип пошел искать ее, а Террада отправился за ним и что теперь они предоставлены самим себе. Моника кивнула и произнесла по-французски:
- Глупо приходить в отчаяние, когда это - господствующее чувство в нашем мире. Так что я не волнуюсь.
Мы не беспокоились за Пипа до самого обеда, надеясь, что они с Террадой сидят где-нибудь в баре или бистро и обсуждают свои сложные взаимоотношения и трагические последствия своих разногласий.
Мы знали, что у Доры Пипа с Террадой нет, потому что она звонила и спрашивала, не вернулись ли они. Вскоре она приехала на своем "пежо" вместе с Джуди - та с волнением спросила, нет ли от них вестей. Было почти половина одиннадцатого.
- Нет, - сказали мы.
- Пожалуйста, Кит, - сказала мне Джуди, - поищите их.
- Где же их искать? - спросил я. - Они могут быть и в Монте-Карло, и в Ницце, вокруг не меньше тысячи бистро, и кто знает, в каком они сидят?
- Ради бога! - просила она.
Тут Дора заметила, что днем мужчины выпили довольно много, и если они пили потом где-нибудь еще, кто знает, что им могло взбрести в голову и что может произойти.
- Представьте себе, - сказала она, - как возликуют американские газеты, если их обоих подберут где-нибудь пьяными и обнаружится, что Лестер встречался с Пипом. Да его просто четвертуют...
Моника выругалась, а я пришел в ярость:
- Вот было бы хорошо!
- Какой ты жестокий, Кит, - сказала совершенно расстроенная Джуди. - Не надо так.
- Словом, я ни за что на свете не стану их разыскивать во имя спасения репутации Террады.
- Я никогда и не попросила бы тебя об этом, - тихо сказала Джуди, если бы дни Лестера не были сочтены: у него рак. Он приехал сюда только для того, чтобы помириться с Пипом.
- О господи! - только и мог сказать я (нужно заметить, этот штамп всегда выручает в подобные минуты).
- Лестеру совсем плохо, - продолжала Джуди.
- Пип знает об этом? - спросил я.
- Нет. Лестер не хочет ему говорить без крайней необходимости.
Я не мог не восхититься Террадой, его великолепным самообладанием: только теперь я понял, что означал его безжизненный взгляд, устремленный в никуда, его подчеркнутое великодушие.
- Ладно, - согласился я, - только мало шансов, что я их найду.
- Знаю. Но я не могу допустить, чтобы последние несколько месяцев жизни Лестера были отравлены скандалом.
Все начиналось сначала. Но я уже отказался от попыток понять психологию победителя, который требует от своей жертвы сострадания, помощи и даже смирения. Я колесил по Ницце, Вильфраншу и Монте-Карло, заглядывая подряд во все бары и бистро, и внутренне содрогался, вспоминая о том, какая тяжесть вновь обрушилась на моего друга Пипа.
Я обследовал все места, которые мне были известны, и вдруг вспомнил, как Моника рассказывала мне в Париже, что несколько раз обнаруживала пьяного Пипа на Северном вокзале. Он заявлял, что хотел сесть на поезд и ехать домой, в Америку. Поэтому я объездил все станции и нашел их в Вильфранше - они сидели на платформе над одним из самых прекрасных заливов в мире и вели пьяный спор о том, что такое головная боль.
Была полночь. Увидев меня, они заявили, что я тоже должен ехать с ними. А они ждали поезда из Ментоны в Марсель, с тем чтобы сесть на пароход "Андре Дореа" и уехать на нем в Нью-Йорк.
- Только там, Кит, только там мы можем уладить наш спор. А здесь, - Пип с ненавистью махнул рукой в сторону самого залива и темных гор, - здесь все не то, все, все не то.
- Да, конечно, - сказал я. - Но пойдемте отсюда.
- Я же все-таки сделал это, Кит, - бормотал он, пока я ставил его на ноги. - Поехали домой, сказал я ему. Там уже забрезжил свет. Так я ему и сказал. Я - как римский папа, понимаешь? - Он высморкался и, копируя папу, благословил Терраду. - Не терзайся. Прощаю... Отпускаю тебе все грехи. - И он снова перекрестил Терраду.
Увести их со станции не составило большого труда; первым я дотащил до машины тяжелого, обмякшего Терраду. Он молчал. Но даже и сейчас, пьяный и беспомощный, он продолжал свой титанический поединок с чем-то огромным, чему не было названия. Джуди с благодарностью обняла меня, тем временем Дора втащила Терраду на крыльцо.
Моника была дома, в "Эскападе"; мы с ней внесли Пипа наверх и уложили в постель, - Эйлин пришлось самой выпить кофе, который она приготовила для него. Они попытались расспросить меня о том, что произошло, но я буркнул в ответ: "Ничего не произошло" - и отправился спать.