Ведь во все века разбойникам на больших дорогах приходилось зачастую грабить и нищих. Такое действо обязательно, уже только для того необходимо, чтобы утвердиться им, «радетелям за свободу народа» в данной жизни на… пятьсот лет вперёд. Правда, так не бывает, особенно, в России. Такой вот суровой ментальности страна. Каждая сестрёжка получает по серёжке… Пусть не сразу, но получает. Утверждаясь, хищник, чаще всего умело прячет собственную волчью пасть и окровавленные клыки если не под овечьей маской, то под «благими намерениями», смешными, нелепыми и… дикими.
Всё для бандитов происходит, как нельзя, лучше. Они напялили «законодательно», на полных лохов, на овец этакие… образные волчьи шкуры. Впрочем, подобных, «прикидов» от самых натуральных, настоящих хищников довольно много осталось на поруганной земле, да и в ней самой. Как-то запросто в коллектив виновных во всех бедах российских попали те, кто просто имеет своё мнение и практически ничего, кроме этого.
А вот суровыми судьями над ними стали те господа и дамы, которые, как говорится, и заварили эту мёрзкую… кашу. Они её сварганили, а расхлёбывать жуткое варево заставили других. Сами же остались в сторонке при своих миллиардах, сотнях миллионов долларов, зарубежных и здешних замках и дворцах, комфортабельных личных самолётах и яхтах… Умело и организованно эти граждане самых разных стран блеф и несуразицу объявили непреложной истиной, а сами, выражаясь их же языком, остались ни при делах.
После великой волны бандитских разборок «мелкие, простые людишки», потерявшие самые элементарные человеческие права… щеголяют в таких вот… «волчьих» шкурах. Но они своим долготерпением заслужили это, потому теперь и считаются не лояльными гражданами и даже… экстремистами. Но вот те, кто вгоняет в гроб не сотни, а многие миллионы людей, остались белыми и пушистыми.
А ведь полномочным представителям голи перекатной даже кажется, что они свободны, когда критикуют не очень благовидные поступки какого-нибудь важного господина из бывших… товарищей или зоновских граждан. Слава богу, теперь уже часть из них убеждается в том, что демократия демократии – рознь.
Но «удачливым» господам и дамам, которым некто помог поймать синекуру за хвост и продолжает это делать, по барабану пустые затеи «ничтожных низов», бунтующих на коленях. До фонаря! Пусть про них смерды, то есть ряженные в волков, овцы, произносят шёпотом и невнятно то, что желают. Никто не услышит, да и слушать не станет пустое блеянье.
Да и такая умеренная гласность на руку разбойникам, ибо она-то им и позволяет очень часто чужое, народное объявить своим, личным. Свобода ведь! Кто успел, тот и съел. Если выражаться точнее, то «кому было позволено и рекомендовано успеть» взгромоздиться на хребты нищих и малоимущих и отправиться в рай, кстати, построенный задолго до существования новоявленных князей и бояр этими самыми людишками, «биологической массой».
Об этом сейчас вдруг стал думать Прохоров, да порой и произносить мысли вслух. Устал он от долгого пути, вот и уже начал говорить… Даже спорил с кем-то невидимым, горячо возражал ему… Но ведь не понимал, что в его-то личной беде совсем не виноваты те, кто не очень-то и думал, то есть переживал за судьбы народных масс.
Его ведь из собственной квартиры выгнал не премьер министр России, а родная дочь, милая Аннушка. Впрочем, нет, он, родной отец не очень доброго создания, не мог называть даже сейчас, в трудное для него время, свою дочурку… невоспитанной. Может быть, она справедливая? Или не совсем? Но она… хорошая.
Просто чего-то девочка недопонимает. Да и, может быть, он вот сам во многом виноват, не сумел сделать её жизнь счастливой и радостной. Не научился воровать и грабить, брать взятки… Остался человеком старой формации? Нет, просто человеком.
Анюта игриво и даже с юморком год назад сказала родному отцу:
– Папа, ушел бы ты от нас с мамой. Нет от тебя толку никакого…
– Куда же я пойду, доченька? Родственники мои, почти все перемёрли… Да если уж я тебе с матерью не нужен, то… кому-то и подавно, будто костью в горле встану.
Прохоров с некоторой надеждой посмотрел на свою жену, сухонькую женщину, ставшую в последнее время очень суровой. Но жалости или участия к своей судьбе не прочитал в её маленьких и злых глазках. Ведь он почти тридцать лет прожил вместе с этой женщиной, и ведь многое доброго и даже материального в их совместной жизни создал своими, собственными руками.
Пусть не всё так блестяще получилось, как у других. Но зато ведь, они теперь не на улице. Да и не так бедны, как многие. Теперь его жена Вера Григорьевна предприниматель, имеет частное ателье и пару магазинчиков. Ведь когда он работал, сумели же, как-то, подкопить денег для таких вот надобностей.