— Вот именно! — поднял палец в потолок Старожилов. — Чтобы разгадать причуды творца, нужно быть отличным почвоведом!
— Постойте, так у нас Арбенин — ландшафтник... А Сибирцев — вообще геоморфолог, он выступал в печати со статьями о происхождении и истории развития горных пород на примере...
— Тогда отлично! Они сами смогут выйти из лабиринта, если применят свои знания... Ведь разгадка находится у них под ногами!
— Вы так думаете?
— Я в этом уверен! Если...
— Что? — Кондратьев напрягся, пытаясь уловить, какое исключение имеет в виду Старожилов.
— Если, конечно, с ними не произошло самое страшное... — теперь уже прошептал пермский географ.
Да, действительно, подъезжали к станции, скорее, к полустанку. Значит, остановка не более трех минут, а может, и того не будет.
— Подождите, Антон Федорович, а вы ведь собирались в минералогический музей...
— Там я тоже был.
— И что же?
— В пещере есть сталагмиты, состоящие из рыхлой ярко-красной глины и покрытые сверху тонким слоем кальцита. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Пока нет... — Кондратьев положил кисти рук на столик, словно демонстрируя отполированные аккуратно подстриженные ногти.
— Такой же хрупкий кальцит может покрывать временно возникшие над нижним ярусом грунтовые площадки. И если наступить на такую — можно провалиться. Вот я о чем! Он сделал паузу, копаясь в своем саквояже.
— Вы что-то потеряли? — участливо поинтересовался Кондратьев.
— Нет. Хочу показать вам образец пещерного жемчуга. Приобрел по случаю... Точнее, ма-а-а-ленькую жемчужинку дал мне хранитель, когда я рассказал об экспедиции... короче, о том, что у нас потерялись люди...
— Давайте же!
Пермский географ, наконец, достал холщовый мешочек и осторожно выложил на столик камушек овальной формы размером с бусинку, мерцающий бледно-розовым светом.
— Розовая дева! — восторженно воскликнул Кондратьев. — Я ведь видел ее фигуру!
— Не торопитесь! Это обман зрения! — по-мальчишески задорно произнес Старожилов. — Жемчуг кремового цвета и кажется розовым именно под светом лампы. А в пещере дева действительно розовая, но... Вы ведь не думаете, что она жемчужная? Нет и нет! Из красной глины, покрытой тем самым кальцитом! Если недалеко от исчезновения людей была такая дева, то, значит, такой же состав почвы находится и рядом — в галерее, по которой и пошли они...
— Сколько, однако, загадок таится в этой пещере... — Кондратьев положил на ладонь пещерную жемчужину и внимательно разглядывал ее.
«Как же не заметил такое диво, когда шел по пещере? А может, красота дается в руки не каждому?» — рассуждал он, пока его мысли не перебил самый что ни на есть рядовой вопрос коллеги:
— Вы ужинать-то будете? Или сыты моими россказнями?
Глава 22.
Вечер выдался на удивление теплым и даже не верилось, что буквально вчера шел ливень, грохотал гром, а небо извергало колючие молнии. Конечно же, в палатке можно сидеть и под проливным дождем, тем более, что раскинулась она в довольно уютном сухом гроте, но... Все же гораздо приятнее созерцать ясное небо, усыпанное яркими звездами и не вздрагивать от оглушительных раскатов небесного батюшки.
— Вот и еще одна ночь наступила... — задумчиво произнес местный историк Потапенко, — а нашу «горькую троицу» так и не нашли...
Он доскреб остатки каши из котелка, по-солдатски облизал ложку и положил ее в нагрудный карман. Отточенные движения выдавали опыт армейской службы.
— Так уж — «горькую»? — возразил биолог Борисов.
Немногословный на протяжении всей экспедиции, он, однако, и в этой сдержанности проявлял качества интеллигента. Прежде чем что-то произнести, тщательно взвешивал суждения и подбирал слова, не проявлял в споре горячности, но если уж имел мнение, то — настойчиво отстаивал его.
— «Горькую» — не значит смертельную! — возразил Потапенко. — Я говорю о горькой судьбе, а это еще ничего не значит...
— А я думал, вы уже и похоронили их... — Борисов перебирал содержимое своего вещмешка, внимательно разглядывая что-то там.
— Тихон Павлович — окликнул его географ Скорожитовский. — Что вы там прячете? Покажите...
— Ничего не прячу... — пробормотал тот. — Смотрю, сколько провианта осталось... Чтобы знать наверняка, когда зубы нужно положить на полку...
— Не беспокойтесь, завтра должен приехать Кондратьев, — успокоил его Скорожитовский. — Так что будем знать, в какую сторону двигаться. Может — в Санкт-Петербург, а может, в Пермь...
— И что же вы не допускаете варианта, что продолжим поиски Арбенина с его коллегами?
Борисов явно был не в настроении. Весь вечер цеплялся к словам.
— Да-да! Леонтий Иванович! Я к вам обращаюсь! — биолог отодвинул от себя вещмешок и смотрел на Скорожитовского проницательными синими глазами через маленькие круглые очки.
— Ну почему же... — невозмутимо ответил тот. — Я еще не договорил фразу... Конечно же, поиски нужны... Только вот сколько времени будем этим заниматься? Первоначально перед нами стояла совершенно другая задача...
— Обстоятельства меняются... — самую обычную на слух фразу Борисов произнес с особым раздражением в голосе.
— Не будем, господа, ругаться! — Потапенко попытался снять напряжение. — Вижу, устали. Давайте отдыхать, а утром пройдем к водопаду по старой галерее, по которой шли мы с вами, а не Арбенин...
— Странно! И для чего это? — чуть спокойнее, но все равно с нотками возражения высказал свою мысль биолог.
— Знаете, Тихон Павлович! Мне постоянно кажется, что именно в этом переходе и кроется какая-то тайна... — Потапенко заговорил тише, как будто бы боялся, что его услышит кто-то посторонний.
— О какой тайне может идти речь, когда мы по этой галерее уже прошли? Да и вообще... налицо — несчастный случай, а вы туман нагоняете! — резко осадил его Скорожитовский.
— В том-то и дело, что прошли до того, как это — случилось, поэтому и не особенно-то по сторонам глядели... А сейчас нужно посмотреть на то же самое с другого ракурса...
Будто в подтверждение мистического налета на словах Потапенко недалеко от широкого входа в грот послышались токующие звуки: «тэкэ, тэкэ, тэкэ...», а следом за ними — «дзззэ, дззззии...». Словно кто-то прошелся ножом по металлу.
— Странная птица... Похоже, глухарь... — заметил биолог Борисов. — Если глухарь, то обычно рано утром кричит...
— Какая разница — ночью или утром? — пробурчал Скорожитовский.
— Господа! Хватит вам попрекаться! Если уж не спится, давайте ответим себе на один вопрос: что можно сделать и для продолжения экспедиции, и для спасения своих коллег? Да-да! Я не случайно эти совершенно разные вещи завязал в один узел. С одной стороны я не являюсь участником этой экспедиции... но ведь с другой — я местный краевед и не меньше вас, а то и больше, заинтересован в исследовании здешних мест...
— Да, вы правы, Федор Алексеевич, — вздохнул Скорожитовский на правах старшего в отсутствие Кондратьева, — экспедицию нельзя останавливать ни по каким причинам. Но что можем сделать мы?
Он поставил акцент на последнем слове, подчеркивая тем самым мизерность личного местоимения по сравнению с глобальной задачей, например, найти следы древней цивилизации.
— Почему же? «Мы» — это много, — мягко, по-отечески, возразил Потапенко. — Я, например, давно занимаюсь исследованиями и с уверенностью могу сказать: Южный Урал издревле служил своего рода коридором, по которому в далеком прошлом осуществлялось «великое переселение народов»...
— Ну... — потянул Скорожитовский. — Это пока лишь домыслы да догадки!
— Так на них-то и строятся научные версии! И я вас еще раз заверяю о том, что это «великое переселение» было не единственным! Волны миграции могли проходить здесь несколько раз, но вот точно — где-то... в четвертом-шестом веках до нашей эры... Только вот ответьте мне на вопрос, вы ведь ученые: а откуда шли эти волны? А главное — почему?
Он пробежал взглядом по задумчивым лицам Скорожитовского и Борисова и продолжил: