И Арбенин протянул ему руку:
— А если так? Я буду подтягивать тебя, а ты упирайся в камни левой ногой и отталкивайся... Договорились?
И они проползли еще шагов пятнадцать, пока Арбенин не почувствовал в теле дрожь от напряжения. Так и он еще через пяток шагов совсем вырубится! И тогда никто им двоим не поможет. Нет! Надо беречь силы!
— Привал! — как можно беззаботнее воскликнул он. И выпустил руку Богдана.
— А у нас нет еды? — поинтересовался паренек.
— Увы... нет... — на эту тему Арбенин даже думать не хотел. У самого сосало под ложечкой... Кажется, последний их маленький перекус состоялся в каком-то зале... Да-да, том самом, с розовой девой... И когда это было? Сегодня или вчера?
Лаборант замолчал, он отдавал свою судьбу в руки Старшего Друга. Вот только... Да, очень жаль, что нет еды... Иначе Старший Друг его бы угостил...
Через несколько шагов фонарь погас. И пришлось ползти в полной темноте, хорошо, что галерея оставалась такой же ровной и широкой... и хорошо, что Арбенин успел ее рассмотреть еще при свете фонаря. Они еще раз передохнули и снова поползли. И тут... Что-то прошуршало над потолком! Да это же — летучие мыши! Говорят, они водятся в отдаленных уголках пещеры... А если — и вблизи выходов на белый свет?
Мыши стремительно пролетели над их головами в ту сторону, откуда и двигались путешественники, и наступила тишина. Клокот водных потоков уже почти не доносился, нигде не сыпались камни, никто не кричал и не стонал...
Арбенин нащупал рукой влажные камни. Значит, где-то рядышком — ручей, река или озерцо. Это его насторожило. Как быть? Остановиться? Двигаться дальше? Нет, надо двигаться! Он вытер влажную руку о дорожное платье и крепче ухватил руку Богдана.
— Держись, Друг! И не бойся воды! Ты плавать-то умеешь?
Спросил и только потом подумал: да как же он будет плавать, когда одна нога...
Богдан молчал.
Еще через несколько шагов воды стало больше, она была бы где-то по щиколотку, если бы не ползли, а шли... И, кажется, прибывала... А если... попробовать встать на ноги? Шальная мысль показалась ему безумной... Но ведь можно и попробовать...
— Друг, а ты сможешь встать на одну ногу? Я тебя буду крепко держать! Сможешь?
Богдан оперся о его бедро и начал приподниматься. Чувствовалось, что ему неимоверно тяжело, но он пыхтел, сопел и... встал.
— Отлично, Друг! Ты — молодец!
Он тоже начал приподниматься, упираясь одной рукой в стену. И — тоже получилось. Встал на ноги и вдруг подумал, что ступни ног словно задеревенели. Однако, пересилив страх, сделал один шаг — совсем маленький, а потом и второй — побольше. За стену продолжал держаться, так было надежней. И крепко сжимал руку Богдана, позволив ему опереться о свое плечо.
Они сделали еще несколько шагов, пока вода не дошла до пояса. И вновь перед Арбениным встала дилемма: быть или не быть? Конечно — быть! По-другому просто нельзя! Что позади — он уже знал: пропасть! Но вот что впереди? Выход из пещеры? А может, тупик? Или — западня? Но шанс есть! Есть! Пусть даже самый малый!
Еще через несколько шагов, когда ноги уже перестали вообще что-то чувствовать, а плечо не просто болело, а разрывалось на части от адской боли из-за повисшего на нем Сиротина, Арбенин остановился и перевел дыхание. Да, его Друг не был крупного телосложения, как Сибирцев, а по весу — раза в три меньше, но идти с такой ношей версту, а то и две... Он стоял и прислушивался к тишине. Кто его знает, может, и можно услышать какие-то звуки... Так и есть! Показалось, что впереди зазвенели струны дождя... Как-будто крупные капли бьются в стекло... И главное, не так яростно, как это было там, в пропасти. Нет, это не безудержный рокот стремительных вод подземной реки, а веселое заигрывание струй воды с камнем... Неужели — водопад? Тот самый, к которому они и шли?
— Друг! Держись крепче!
И Арбенин сделал еще один шаг... потом еще и еще... пока не оказался в воде почти по плечи... И тут... впереди показался едва различимый свет. Совсем бледный, слабый, маленький... Но это был свет! Рука нащупала опору — в воде лежал огромный камень, и он вскарабкался на него и подтянул к себе Богдана.
Глава 25.
Днем раньше.
Старик Архип шел по лесной поляне в сторону подножия гор. Высокий и широкоплечий, с зарослями седых волос на голове, слегка прикрытой старой соломенной шляпой, с такой же белесой бородой на широкоскулом лице. Если бы сменить просторную холщовую рубаху с широким поясом на кольчугу с шлемом, да подровнять, причесать бороду, да убрать глубокие морщины, а еще и расправить чуть осунувшиеся плечи — вот точно был бы русский богатырь!
С берданкой за плечами, с туеском на груди, на замызганной веревке, в потрепанных онучах, пододетых под лапти — он напоминал еще и старинный образ русского деда, что так часто изображают на липовых лубках!
Каждый раз, когда старик Архип заканчивал свой обход по ягодным местам, а это случалось ближе к полудню, обязательно делал крюк к горам, где заприметил однажды удивительный родник. Неброский на вид, тот вытекал из небольшой расщелины, превращался в ручей, а потом снова исчезал, никак, в подводной реке. Вода в нем ласково журчала, спадая на отполированные камешки, а под лучами солнца серебрилась, а то и переливалась радугой. И каждый раз он подходил к источнику свежести, кланялся ему, а потом вволю пил и мочил студеной водой усы и бороду.
В этот день старик шел с туеском земляники — собирал, когда роса еще не совсем спала, чтобы ягода не слежалась, сохранила свежесть на весь день. О другом дне он и не помышлял — эк, невидаль, вот начнется он, тогда и можно подумать!
От опушки леса до гор — версты три, а то и меньше — для Архипа это — ноги размять поутру. Так что шел он, прислушиваясь к шелесту деревьев, к пересвисту и пению птиц, принюхиваясь к запахам — нет ли где огня или другой нечисти, поглядывая по сторонам — нет ли кого чужого, хоть зверя, хоть человека.
А вот и та расщелина! По обе стороны — зеленые кусты, под ними — высокая трава. Знать, достаточно для корней влаги! Сбросил берданку, склонил голову, поблагодарил Господа и приложился к воде, как младенец к соску матери. И тут... слышит он, будто добавился к привычной мелодии леса какой-то новый, тревожный звук. И не свист ветра, и не уханье птицы, и не рык волка... Нет! А словно жалобное постанывание... или поскуливание... раненого детеныша зверя.
А слух у Архипа был острым! Еще мальчонкой находил дорогу до дома, заблудившись в сосняке в пургу. Ох, и мело тогда, ветер завывал на все голоса... Но ведь не сбился с пути, потому как научился слушать мир, что вокруг, а значит, ладить с ним.
Старик приподнял голову и прислушался. Да, так и есть! Горы окрест были пологими и невысокими, а вот чуть восточнее — покруче, и один холм словно расколола матушка-природа на две части, образовав ущелье. Совсем недалеко отсюда, саженей не больше двухсот... Именно оттуда... и доносились звуки, хоть и слабые, чуть дрожащие... Он подобрал с камня котомку, плеснул влагой в лицо и, не раздумывая, направился к расщелине.
Пока шел, останавливался и прислушивался. Стоны, то едва различимые, то надолго замолкающие, продолжались. Наконец, пружинящей походкой, не устав еще с утра от пеших прогулок, приблизился почти вплотную к ложбинке и огляделся. Эти места, как и всю округу, которую считал своей вотчиной, знал как свои пять пальцев. За те годы, которые прожил здесь, каждую пядь земли истоптал габаритными ступнями, каждый древесный ствол обласкал шершавой ладонью и в каждый закромный уголок заглянул острым глазом.
В левой части расщелины что-то лежало! Большое и темное! Неподвижное! А раньше такого предмета не было!
В этой стороне где-то глубоко под землей протекает река, и если совсем близко подойти к ущелью, а то и сделать несколько шагов под его каменной кровлей, можно послушать, как переговаривается вода с камнями. Последнее время, может, из-за весенних проливных дождей, а может, и от избытка накопившейся под землей воды река вышла из берегов. Если точнее, она как текла раньше, так и сейчас, но... размыла где-то нутро горы и просочилась в это ущелье, образовав небольшую запруду. И вот в этой воде, неглубокой, правда, разве что по колено — что-то лежало.