Так вопрос был решен. Тогда герр Бернштейн обратился ко мне.
— Вы не можете пожаловаться, что тут плохо относятся к вам, молодой человек. Мы не только угощаем вас хорошим обедом, но еще и платим за него!
По выражению лица Хиппи я понял, что это уже слишком даже для Бернштейнов, поэтому рассмеялся и сказал: «Может, вы мне будете приплачивать за каждую порцию?» Герр Бернштейн развеселился и принял мою шутку как должное.
Несколько дней назад в нашем доме произошел грандиозный скандал.
Все началось с того, что фрейлейн Кост пришла к фрейлейн Шредер и объявила, что у нее украли пятьдесят марок. Она была ужасно расстроена, особенно потому, — объясняла она, — что деньги были отложены для уплаты за квартиру и телефон. Бумажка в пятьдесят марок лежала в ящике комода, стоящего прямо у двери.
Первое, что предложила хозяйка, — деньги украл какой-нибудь клиент фрейлейн Кост, на что та возразила, что это невозможно, так как никто не посещал ее уже три дня. Более того, она уверена в своих друзьях. Они — благопристойные джентльмены, для которых несчастные пятьдесят марок — просто пустяк! Это страшно рассердило фрейлейн Шредер.
— Она, очевидно, намекает, что это сделал кто-то из нас. Ну и наглость! Послушайте, герр Исиву, верите ли, но я чуть не растерзала ее на мелкие кусочки!
— Да, фрейлейн Шредер. Я уверен, вы могли бы.
После этого фрейлейн Шредер высказала следующую мысль: деньги вообще не похитили, а фрейлейн Кост это выдумала, чтобы не платить за квартиру. Она так упорно обвиняла фрейлейн Кост, что та взъерепенилась и заверила фрейлейн Шредер, что обязательно достанет деньги через несколько дней и в конце месяца съедет отсюда.
Тем временем я случайно обнаружил, что у фрейлейн Кост роман с Бобби. Однажды вечером, вернувшись домой, я случайно заметил, что в ее комнате темно. Это всегда видно — в двери вставлены матовые стекла, чтобы освещать коридор. Позже, когда я уже лежал в постели и читал, я услышал, как открылась ее дверь, раздался смех и приглушенный голос Бобби. После долгого скрипа половиц и сдавленного смеха Бобби на цыпочках вышел из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь. Через минуту он вновь с шумом вошел и пересек гостиную, потом я услышал, как он пожелал фрейлейн Шредер спокойной ночи.
Если фрейлейн Шредер и не знает об этом, то, по крайней мере, подозревает. Этим и объясняется ее яростная вспышка — она ведь страшно ревнива. И проявляется это порой очень комично и даже неловко. Как-то утром я хотел принять ванну, но там уже мылась фрейлейн Кост. Фрейлейн Шредер бросилась к дверям, прежде чем я успел остановить ее, и приказала фрейлейн Кост немедленно выйти, и когда та, естественно, не послушалась, фрейлейн Шредер начала дубасить в дверь кулаками.
— Выйди немедленно, или я позову полицию, чтобы тебя вытащили оттуда!
После этого она разрыдалась. Слезы вызвали сильное сердцебиение. Пришлось Бобби перенести ее на диван, задыхающуюся и всхлипывающую. Пока мы беспомощно топтались вокруг, в дверях появилась фрейлейн Мейер с видом палача и ужасным голосом произнесла, обращаясь к фрейлейн Кост:
— Считайте, что вам повезло, моя милая, если вы не убили ее!
Затем она взяла дело в свои руки, приказала всем убраться из комнаты и послала меня в бакалейную лавку за сердечными каплями. Когда я вернулся, она сидела на диване, поглаживая руку фрейлейн Шредер и бормоча трагическим голосом:
— Лина, бедная моя крошка… что они с тобой сделали?
2. Салли Боулз
Однажды днем в начале октября Фриц Вендель пригласил меня к себе на чашку черного кофе. Фриц всегда приглашал именно на «черный кофе». Своим кофе он очень гордился. Говорили, что он самый крепкий во всем Берлине. Фриц был одет в свой обычный «кофейный» костюм — толстый белый свитер и легкие голубые фланелевые брюки. Он приветствовал меня, растянув в улыбке свои полные, сочные губы.
— А, это ты, Крис!
— Привет, Фриц. Как поживаешь?
— Отлично. — Он склонился над кофеваркой, и лоснящиеся, сильно надушенные волосы упали прямо на лицо. — Только вот эта старая дребедень не работает, — добавил он.
— Ну, а в остальном? — спросил я.
— Мерзко и паршиво, — хмыкнул Фриц. — То ли заключать новый контракт в следующем месяце, то ли идти в жиголо.
— Заключаю или иду, — поправил я его по профессиональной привычке.
— Я сейчас скверно разговаривает по-английски, — произнес Фриц, самодовольно растягивая слова. — Салли говорит, что, может быть, даст мне несколько уроков.
— Кто это, Салли?
— А… совсем забыл, что ты незнаком с Салли. Это я виноват. Короче, сегодня днем она собиралась сюда идти.
— А она хорошенькая?
Вместо ответа он закатил черные глаза и подал ароматизированную сигарету из фирменной банки.
— Восхитительная! — протянул он. — Короче, я без ума от нее.
— А кто она? Чем занимается?
— Англичаночка, актриса, поет у «Леди Уиндермир». [3]Штучка с перцем, поверь мне.
— Не очень похоже на английскую девушку, я бы сказал.
— В ней есть французская кровь. Мать у нее француженка.
Несколько минут спустя появилась Салли собственной персоной.
— Милый Фриц, я ужасно опоздала?
— Нет, дорогая, всего на полчаса, — сияя от радости, откликнулся Фриц. — Хочу тебе представить мистера Ишервуда. Знакомься. Все зовут его Крисом.
— Отнюдь, — сказал я. — Кроме Фрица, никто так меня не называет.
Салли расхохоталась. На ней было черное шелковое платье с пелеринкой, а маленький берет, лихо заломленный на бок, придавал сходство с пажом.
— Ты не возражаешь, если я воспользуюсь твоим телефоном, милый?
— Конечно, давай, действуй. — Фриц поймал мой взгляд. — А мы, Крис, пойдем в другую комнату. Я тебе кое-что покажу. Очевидно, ему не терпелось услышать мое мнение о его новой пассии.
— Бога ради, не оставляй меня одну с этим человеком! — воскликнула она. — Не то он соблазнит меня прямо по телефону. Вид у него ужасно страстный.
Когда она набирала номер, я заметил, что лак на ногтях у нее изумрудно-зеленый, цвет она выбрала весьма неудачно, он невольно привлекал внимание к рукам, желтым от табака и грязным, как у маленькой замарашки. Смуглая, она вполне могла сойти за сестру Фрица. Продолговатое, с тонкими чертами лицо было напудрено до белизны. Огромные карие глаза могли бы быть и темнее, под цвет волос и бровей, подведенных черным карандашом.
— Приветик, — проворковала она, вытягивая свои изумительные вишневые губы, словно желая поцеловать трубку. — Ist das Du, mein Liebling? — рот ее приоткрылся в глуповато-милой улыбке. Фриц и я сидели, глядя на нее, словно на представлении в театре. — Was wollen wir machen, Morgen Abend? Oh, wie wunderbar… Nein, nein, ich werde bleiben Heute Abend zu Hause. Ja, ja, ich werde wirklich bleiben zu Hause… Auf Wiedersehen, mein Liebling… [4]
Она повесила трубку и с торжествующим видом повернулась к нам.
— С ним я провела вчера ночь, — объявила она. — Любовник он потрясающий, а уж в бизнесе ему равных нет, к тому же сказочно богат. — Она подошла, уселась на диван рядом с Фрицем и, откинувшись на мягкие подушки, вздохнула:
— Дорогой, не нальешь мне кофейку? Я просто умираю от жажды.
Разговор вскоре перешел на излюбленную тему Фрица: лу-у-бовь. Так он коверкал это слово.
— Примерно раз в два года, — рассказывал он нам, — у меня непременно случается бурный роман.
— Ну и когда же был последний? — спросила Салли.
— Ровно год и одиннадцать месяцев назад. — И Фриц окинул ее сладострастным взглядом.
— Неужели? Какое совпадение. — Салли сморщила нос и засмеялась серебристым театральным смехом.
— Ну, расскажи мне, что это было такое?
Тут Фриц, естественно, поведал нам всю историю своей жизни. Мы выслушали, как его совратили в Париже, узнали подробности короткого флирта в Лас-Палмасе и четырех больших романов, случившихся в Нью-Йорке. Мы узнали о разочаровании, постигшем его в Чикаго, о победе в Бостоне, о кратком отдыхе и новых парижских увлечениях, чудесном приключении в Вене, о том, как он утешился в Лондоне и, наконец, о берлинской эпопее.
4
Это ты, мой сладкий? Ну, что мы будем делать завтра вечером? Как это замечательно! Нет, нет, сегодня вечером я буду дома. Да-да, вечером я правда останусь дома. До свиданья, милый…