— Видала, помахали, — улыбнулась Хелен. — Подонки.
— Клевые попки, — заметила Дотти.
Хелен поднесла к губам алюминиевую банку «Миллера» той же рукой, в которой держала сигарету, и, пока она пила, казалось, длинный изогнутый червячок пепла вот-вот коснется ее подбородка.
— Хелен, — сказал Лайонел.
— Погоди, — Хелен, не отрываясь от экрана, махнула ему банкой, — сейчас будет самое интересное.
Беатрис переглянулась с нами и закатила глаза.
Журналист в телевизоре спросил Хелен, кто, по ее мнению, мог похитить ее дочь.
— Как ответить на такой вопрос? — сказала Хелен в телевизоре. — То есть типа кто бы мог забрать мою девочку? Какой в этом смысл? Она никогда никому ничего плохого не сделала. Просто была маленькая девочка с очаровательной улыбкой. Только и делала все время, что улыбалась.
— У нее и правда была очаровательная улыбка, — сказала Дотти.
— И сейчас есть, — сказала Беатрис.
Женщина на диване как будто не слышала.
— О, отлично, — сказала Хелен, — отлично вышло. Просто идеально. Смотришь — прямо сердце разрывается. — Голос у Хелен вдруг сорвался, и она выпустила из рук банку с пивом ровно настолько, сколько потребовалось, чтобы достать салфетку «клинекс» из коробки, стоявшей на кофейном столике.
Дотти похлопала Хелен по коленке.
— Ну, ну, — заквохтала Дотти. — Все. Все.
— Хелен, — повторил Лайонел.
После интервью с Хелен показывали, как О. Дж.[6] играет в гольф где-то во Флориде.
— До сих пор не могу поверить, что это сошло ему с рук, — сказала Хелен.
Дотти повернулась к Хелен.
— Знаю, — сказала Дотти таким тоном, будто облегчила себе душу, раскрыв величайшую тайну.
— Не будь он черный, — сказала Хелен, — сидел бы сейчас в тюрьме.
— Не будь он черный, — сказала Дотти, — сел бы на электрический стул.
— Не будь он черный, — сказала Энджи, — вам обеим было бы до лампочки.
Обе обернулись и уставились на нас, будто удивляясь, откуда мы здесь взялись аж вчетвером.
— Что? — сказала Дотти, стреляя карими глазами.
— Хелен, — сказал Лайонел.
Под ее опухшими глазами расплылась тушь для ресниц.
— Что?
— Это Патрик и Энджи, те два детектива, о которых мы говорили.
Хелен вяло махнула нам уже изрядно промокшей салфеткой.
— Здрасте.
— Привет, — сказала Энджи.
— Здрасте, — сказал я.
— А я вас помню, — сказала Дотти, обращаясь к Энджи. — А вы меня помните?
Энджи вежливо улыбнулась и отрицательно покачала головой.
— Старшая школа, я была типа новенькая, а вы выпускались.
Энджи некоторое время подумала и снова отрицательно покачала головой.
— Я вас запомнила. Королева бала. Так вас тогда звали. — Дотти отхлебнула пива. — Вы все такая же?
— Какая? — не поняла Энджи.
— Ну, типа считаете себя лучше других. — Дотти стала рассматривать Энджи, но прищурилась при этом так сильно, что невозможно было понять, осмысленный у нее взгляд или нет. — Вот такая ты была во всем. Мисс совершенство. Мисс…
— Хелен. — Энджи отвернулась от Дотти и сосредоточилась на Хелен. — Нам надо поговорить.
Хелен, не донеся сигарету до губ на полсантиметра, замерла, уставившись на меня.
— Кого-то вы мне напоминаете. Дотти, правда?
— Что? — сказала Дотти.
— На кого-то он похож. — Хелен торопливо сделала две короткие затяжки.
— Кто? — спросила Дотти и тоже стала меня разглядывать.
— Ну, знаешь, — сказала Хелен, — на того парня. Того парня в передаче, ну, сама знаешь.
— Нет, — сказала Дотти и нерешительно мне улыбнулась. — В какой передаче?
— Ну, в той, — сказала Хелен. — Ты должна знать, о ком я говорю.
— Да не знаю я.
— Должна знать.
— В какой передаче? — Дотти обернулась к Хелен. — В какой?
Хелен поморгала, нахмурилась и снова посмотрела на меня.
— Вы вылитая его копия, — убежденно сообщила она.
— Пусть так, — согласился я.
Беатрис прислонилась к косяку двери и закрыла глаза.
— Хелен, — сказал Лайонел, — Патрику и Энджи надо поговорить с тобой об Аманде. Наедине.
— Что? — сказала Дотти. — Я типа мешаю, что ли?
— Нет, Дотти, — мягко сказал Лайонел. — Я этого не говорил.
— Я что, типа гребаная неудачница, Лайонел? Не так хороша, чтобы быть рядом с лучшей подругой, когда она во мне больше всего нуждается?
— Он этого и не говорит, — устало сказала Беатрис, не открывая глаз.