Голос Шакелфорда становится громче, отчетливее:
— … не она. Это не она.
— Лейтенант, — отвечает коронер. — Она слишком долго пробыла в воде.
— Это не она.
— Лейтенант…
— Это не она!
— Заткнись! — гремит страшный, хриплый голос Мерфи. — Заткнись, ради Бога! Заткнись! Заткнись!
Ох, вы тоже испугались ее крика? Дайте Мерфи выйти на улицу и заходите внутрь. Лейтенант молча замер посреди прозекторской — он будто боится приблизиться к тому белому, набухшему и бесформенному, что мало напоминает Гвендолин, но и уйти уже не способен.
Вам плохо? Запах. Сладковатый, гнилостный — коронер говорил за кружкой сидра, что этот «аромат» буквально въедается в волосы и одежду. Ни привыкнуть, ни отмыть.
Шакелфорд трет лицо, будто чувствует дурноту и тихо спрашивает:
— Что ты нашел?
— Лейтенант, возможно, кому‑то другому лучше выслушать, чтобы…
— Что ты нашел? — повторяет Шакелфорд.
Коронер тяжело вздыхает. Бросает взгляд на тело и нерешительно подходит к нему ближе.
— Если вы так… Смерть наступила через день‑два после пропажи. На голове крупная рана от удара тупым предметом. Есть несколько синяков на руках и груди, на пояснице. Вокруг шеи была обмотана веревка или шнур, вот, остались синяки. Под ногтями грязь, кожа с подушечек пальцев содрана. Блузка разорвана, под одеждой нет нижнего белья, нет обуви. На… на внутренней стороне бедер ссадины.
Что‑то с треском ломается в руке Шакелфорда. Лицо его каменеет, выступают желваки.
— Я не… — коронер запинается, — она слишком долго была в воде, поэтому семенную жидкость мы не обнаружим. Но да, есть признаки изнасилования.
Шакелфорд с минуту молча смотрит на тело дочери, затем моргает.
— Причина. Смерти.
— Удушье? Сначала я думал, что утопление, но воды в легких нет. Трахея цела. Ее будто закрыли в помещении без воздуха.
Шакелфорд кивает, и на его губах медленно проступает глупая, неуместная, вежливая улыбка.
— И еще, — коронер хочет вытереть пот со лба, но замечает что‑то на своих руках и неестественно, медленно их опускает. — Несколько лет назад у нее был аборт. Рубцы грубые, так что, скорее всего, подпольный. И скорее всего, ваша дочь уже не могла иметь детей.
Видите тень на фоне желтого квадрата окна? Это Мерфи: бродит по дому и разговаривает сама с собой. Иногда поднимается в комнату дочери и перебирает керамических коровок на столике, некрасивых примитивных коровок, которых Гвендолин делала в детстве. Механически раскладывает одежду, рассматривает фотографии: Гвен в школе, Гвен на выпускном. Гвен в университете. Чего‑то там не хватает, кажется Мерфи: еще одного‑двух снимков из невозможного теперь будущего — Гвен в свадебном платье. Гвен со своими детьми. Гвен в…
Иногда Мерфи спускается в гостиную и подолгу разглядывает охотничье ружье. Снимает, чистит. Вешает обратно. Раньше Мерфи обожала эту странную местную забаву, охоту на койотов, и сейчас отчаянно скучает по тем дням, по той себе, по той Гвендолин.
Шакелфорд помог бы жене, но он в мэрии: просит осушить оросительный канал, в котором нашли тело. Увы, это Техас, апрель и 1977 год — городская служба водоснабжения откажет Шакелфорду, и следующие две недели он будет биться, обращаться, просить, угрожать, а параллельно расспрашивать свидетелей и подозреваемых. Не прерываясь на еду, сон, отдых — с легкой, непонятной и пугающей улыбкой. С лейтенантом побеседуют прихожане, соседи и служители церкви, где позже всего видели Гвендолин живой; учителя и администрация детской школы, кассиры из магазина письменных принадлежностей. Приедет снова Род на желтом кабриолете, приедет преподобный Паркер — на небесно‑голубом Ford, под томные вздохи женщин у полицейского участка.
Мы не пойдем за святым отцом, потому что его окружит стайка набожных дамочек и потому что об исповеди Гвендолин преподобный по‑прежнему молчит. Лучше отправимся к оросительному каналу, где нашли тело, в тот жаркий майский день, когда Шакелфорд добьется своего и губернатор штата распорядится об осушении.
Видите группу рабочих с лопатами? Часть устраивает запруду выше по течению, остальные строят обводной канал. Солнце припекает, оденьте шляпу. Смотрите, смотрите — вода медленно уходит, будто из ванны, из которой выдернули пробку. Обнажаются илистые берега и бетонные плиты на дне, покрытые грязью и мусором. Запах еще тот, не правда ли? Белобрысый полицейский офицер надевает резиновые, по пояс, сапоги и неуклюже спускается вниз. Разгребает руками жижу на бетонных плитах, передает находки наверх. Вскоре на прошлогодних газетах у берега появляются два резных подсвечника, диапроектор с длинным шнуром и бесцветный гребешок для волос.