Что дальше? Сейчас насильник еще борется с Марли и зажимает ей рот своей ладонью (тряпка выпала, когда он оступился), и девушка укусит нападавшего — укусит больно, страшно, до крови и до костей. Преступник выругается, толкнет Марли к алтарю и бросится прочь.
О, вот и он. Черные брюки, бежевая рубашка. Оглядывается по сторонам и скрывается за ризницей. Вы запомнили лицо? Вот и я — нет. И Марли — нет. И женщина слева от нас с круглыми испуганными глазами. Никто не рассмотрел лица этого человека, все уловили силуэт и одежду: очки, черные брюки, бежевая рубашка.
Еще раз: черные брюки, бежевая рубашка. Ризница. Очки. Укус. Бело‑голубой «Форд». Знакомо, не правда ли? Выслушав эти показания Марли, лейтенант Шакелфорд сделает тот же вывод, что и мы, и пригласит девушку на опознание.
Отправимся в майский Мак‑Сентон: в темную комнату полицейского управления, мимо которой по ярко озаренному коридору бредут приходские священники в черных брюках и бежевых рубашках. Марли инстинктивно отпрянула и до скрипа сжимает шляпку в руках.
— Он, — тихо скажет Марли и посмотрит на лейтенанта. Глаза того станут отстраненными. — Сэр, точно он.
То же самое скажет вторая свидетельница, после чего святой отец из церкви Ньюкасла припомнит, что наблюдал в день нападения на Марли преподобного Паркера — с кровью на руке и в сломанных очках.
Прошло два месяца, лето в разгаре. Горячий воздух вибрирует мутными волнами, в которых запекаешься с корочкой за пару минут. Поднимайтесь за мной — по мраморной лестнице, мимо статуи слепой Фемиды. Шагайте быстрее. Нам в те бронзовые двери в конце заклеенного списками коридора.
Что говорите? Да, где‑то в них имя преподобного Паркера. Сегодня, надеюсь, огласят вердикт. Ох, сколько людей. Нет, не сади… Вы сели. Вы что, не видите надпись «Покрашено»?
— Всем встать.
А вот и судья — хромает к шикарному креслу под оливковыми ветвями герба Техаса. Вскоре раздастся звонок, присяжные займут места и председатель озвучит решение. Думаете, электрический стул? Побойтесь Бога! Репутация преподобного Паркера подпортилась, как и прическа, за время пребывания в тюрьме, но, если вы прислушаетесь к шепоту семейной пары справа, то поймете, что многие считают святого отца невиновным. Даже несмотря на выявленные факты четырех нападений на студенток в Ньюкасле, нападений, что крайне похожи на историю Марли, но не совпадают по датам со службами преподобного.
Вот и впереди зашептались о невиновности. Вам это кажется глупым, но мы в провинции, сейчас 1977 год, и церковь еще служит опорой стадам заблудших душ. Да и преподобный не сознается: а шрам на пальце и сломанные очки объясняет тем, что застрял в шестерне колокольного механизма. Предугадывая ваш вопрос, отвечаю: нет, к вечерне, по словам местного священника, в тот день не звонили.
Кстати, у лейтенанта Шакелфорда, который сидит в третьем ряду слева — увидели? — несмотря на милую улыбку, тоже дурно на душе. Недели полтора назад один антиквар из Эдинберга опознал подсвечники со дна канала, как произведения восемнадцатого века, которые он черти когда оценивал для некой госпожи де Витт. На ее же имя зарегистрировали покупку диапроектора, но обвинение, увы, так и не доказало связь между госпожой де Витт и преподобным Паркером.
Мерфи? Она не посетила ни одно заседание в суде, хотя неизменно приходила к его мраморным ступеням. Всякий раз Мерфи качала головой, стискивала челюсти, будто хотела раздробить собственные зубы, и возвращалась домой. Бродила по пустым и бесполезным теперь комнатам, смотрела на ружье и размышляла, что если к такому ужасу шла вся ее, Мерфи, жизнь, то с дорогой явно было что‑то не так.
О, председатель присяжных поднимается. Тихо.
— По обвинению в нападении на Марли Крейн: присяжные вынесли вердикт — виновен. По обвинению в убийстве Гвендолин Шаклефорд: присяжные вынесли вердикт… вердикт — невиновен.
Слышите? Поднимается дикий шум, будто стая ворон срывается с насеста. Сейчас судья ударит троекратно деревянным молоточком: призовет людей к порядку и после двухдневного размышления приговорит отца Паркера к штрафу в полтысячи долларов. Гвалт вновь пронесется из одного конца мраморной залы в другой, от флага США до флага Техаса, и люди — меньшинство с удивлением, большинство с радостью, Паркер устало — потянутся к выходу.
Давайте и мы выйдем на улицу. Уф, до чего же душно. Видите преподобного? Вот он бредет за нами — потрепанный, но уже свободный, и за ним вьется белый шлейф из набожных горожанок.